Битва под сакурой - [13]

Я поймал взгляд Марины, когда она уже забралась в свой доспех. Почувствовав его, она задержалась, не сразу нырнув в недра боевой машины. Я махнул рукой в воинском салюте и зачем-то подмигнул ей на прощание. «Вернись живой», — сами собой прошептали губы на русском, но не уверен, что Марина поняла мои слова. Она всё же скрылась внутри доспеха, захлопнув за собой люк.

Проводив взглядом погрузившееся на большие грузовики с открытыми платформами доспехи, я направился к своему «Коммунисту», вокруг которого суетились техники. В последней схватке нам пришлось туго. Мы столкнулись «Кампфпанцерами», большая часть которых были оснащены противомеховыми ружьями. Они очень быстро вывели из строя почти все мехи поддержки и сильно повредили доспех Сатоми, но только благодаря этому нам с Асахико удалось прорваться к ним. На короткой дистанции их Mauser P-gewehr-ы теряли практически всю эффективность. «Кампфпанцеры» ничего не могли противопоставить нашим авиапушкам. Мы превратили их хлам, хотя и получив по паре пробоин — всё же на небольшой дистанции схлопотать попадание куда проще. Тем более, что по броне непрерывно стучали длинные очереди из установленных на плечах «Кампфпанцеров» пулемётов. Их пули, даже в упор, не могли пробить броню наших доспехов, однако количество попаданий нервировало, да и бить враги старались по приборам наблюдения, так что мощные линзы покрылись мелкой сеткой трещинок. Оставалось надеяться, что загадочная система «Иссэкиган» не пострадала в результате этого сражения.

— Как идёт работа? — спросил я у главного техника, которым был один из бывших декораторов мастера Тонга.

— Идёт, — пожал плечами тот, проводя ладонью по лбу. При этом он не потрудился стереть машинное масло, так что на лице его образовался длинный грязно-чёрный мазок, один из многих. — С линзами надо возиться, а то вы ни в кого не попадёте с такими трещинами. Но калибровщика «Иссэкигана» нет пока, он с другими доспехами возится. И мне это не нравится.

— Почему? — поинтересовался я.

— Слишком уж долго, — тяжко вздохнул техник. — Да и слежу я за ним всё это время. Он руками машет, ругается на помощников. Значит, плохо дело с доспехом Сатоми-дзюнъи.

— И с моим, наверное, дела не лучше, — кивнул я, делая за него неутешительный вывод.

— Да вы присаживайтесь, Руднев-сан, — махнул рукой техник. — Это бодяга надолго растянется.

Наверное, ещё месяц назад я не понял бы слова, которое я перевёл для себя, как «бодяга». Меня ведь не учили подобным жаргонизмам в детстве, да и в театре их было не услышать даже от декораторов. А здесь, в ангарах и мастерских, вся камерность быстро слетела с нас — общались все больше по-военному, и только присутствие девушек останавливало техников и пилотов от крепких слов.

Техник подтолкнул ко мне ногой пустой ящик из-под боеприпасов. Я сел на него, откинувшись на ногу «Коммуниста», расслабив ноющую спину. В последние дни я чувствовал себя старым и разбитым. Спать приходилось урывками, часто по принципу «где упал, там и кровать», есть бог знает что, кидая раз за разом рис, сушёную рыбу и овощи в себя, как в топку, о чём-то ином, кроме еды и отдыха, думать просто не было времени.

— Сколько ж ещё эта проклятая война идти будет-то? — протянул техник, вытирая ладони ветошкой. — Этак нам не вытянуть будет, как вы считаете, Руднев-сан?

— Вытянем, — ответил я, наслаждаясь блаженством расслабленной спины. — Куда нам деваться? Лично мне умирать как-то не с руки, хотелось, чтоб меня на родной земле похоронили.

— А по мне так всё едино, в какой земле лежать, — пожал плечами техник, удовлетворившись чистотой ладоней и спрятав ветошку в карман комбинезона. — О, калибровщик освободился. К нам идёт, ругается.

— Тащи скорее эту стремянку, будь она проклята! — торопил помощника калибровщик. Он был достаточно высок для японца, одет в офицерскую форму без знаков различия, носил на носу очки, а на поясе пистолет и длинный меч. — Ваша машина? — спросил он у меня.

— Именно, — кивнул я, поднимаясь и ногой отталкивая ящик подальше, чтобы калибровщику не мешал. — У меня было попадание из противомехового ружья очень близко к приборам наблюдения.

— Лучше быть не может, — всплеснул руками калибровщик. — Считаете, линзы у нас бесконечные? Их не так и много у нас, имейте в виду.

— Я-то имею, — я опустился обратно на пустой ящик, откинувшись на груду полных ящиков, ждущих своего часа, — но вы не забудьте сообщить это каии, а также тем, кто сидит за рычагами устаревших мехов, с которыми мы дерёмся по десять раз на дню.

— Обязательно передам при случае, — спокойно ответил калибровщик, передавая меч помощнику, оставшемуся держать стремянку. Было видно, что специалист настроился на деловой лад, и было ему уже не до шуток и препирательств. Он — работал.

Я сидел недалеко и отлично слышал, как он ругается на количество трещин в линзах, их глубину, повреждения системы «Иссэкиган», разбитое крепление, порезанный палец, нерасторопного помощника… И ещё миллион разных бед и горестей, обрушившихся на него за один раз.

— В общем, так, — сообщил он мне, свесившись со стремянки вниз, — линзы я заменил, систему «Иссэкиган» поправил, но прежней меткости можете не ждать. Системе наведения нужен полноценный ремонт, который займёт несколько дней. Она слишком изношена, и следующего текущего ремонта может просто не пережить.