Битва на поле Куликовом - [15]

— Вы Илейке дом ставить будете? — спросил светлоголовый.

Ерофейка кивнул робко.

— А это нам дом рубят, — сказал светлоголовый. Мой батюшка — сапожник, и звать меня Юркой. А тебя как?

— Ерофейка я… — сказал тихо мальчик.

— Будем знакомцами! — весело сказал Юрка. — А это Доронка, мой друг. На месте его дома теперь Илейка жить будет. Доронка — сын кузнеца, который тут раньше жил. Он один из их семейства от черной смерти спасся.

— Это ты меня спас, — сказал смуглый мальчик.

— Доронка обещал, когда кузнецом станет, — сказал Юрка, — доспех мне ратный сковать. А теперь нету кузницы. И как быть?

— А зачем тебе доспех? — спросил Ерофейка.

— Как зачем? — удивился Юрка. — Супротив хана татарского биться, когда князь Дмитрий Иванович в поход кликнет.

— Может, тебе доспех Илейка скует? — спросил Ерофейка.

— Нет, — вздохнул Юрка. — Он не может. Илейка бронзу варит, булавки из нее делает, перстни, пуговицы, что как бубенчики, из бронзовой проволоки запястья[10] вьет. Бабам и девкам свой товар продает… Вот Доронкин отец — это был кузнец, он и мечи ковал, и шлем мог изготовить.

— Я тебе все одно доспех скую, — перебил друга Доронка. — Вот поглядишь. И тебе, если хочешь, скую, — повернулся он к Ерофейке.

Ерофейка не успел ответить — его позвал Степан:

— Сынок, пора нам.

Юрка сказал на прощанье:

— Приходи! Играть будем.

— И вы к Ерофейке приходите, — ответил Степан.

— А как ваш двор найти? — спросил Доронка.

— Э-э-э! — засмеялся Степан. — Наш двор крыт светом, а обнесен ветром. Как найдете такой, заходите, гостям всегда рады. Вот Ерофейка сведет вас.

— Дядя Степан, — сказал Ерофейка, когда они уже отошли от усадьбы Ильи, — а Юрка о доспехах печется, чтобы на Орду идти.

— Славных друзей нашел, — ответил Степан.

Вспомнил тут Ерофейка, что он подмастерье, и сказал:

— Дядя Степан, а ведь надобно бы Илейке и баню срубить.

— Это так. Да не начинай дело с конца, не надевай на лошадь хомут с хвоста! — И Степан потрепал Ерофейку по вихрастой голове.

В воскресный день Ерофейка пришел за Юркой и Доронкой и повел их к себе.

— Вот наш двор, — сказал он, когда мальчики подошли к полуземлянке.

— Что же у вас дом такой? Сами плотники, — удивился Юрка.

— Да мы на одном месте не живем, — объяснил Ерофейка. — Дядя Степан ходит по городам да селам, избы рубит. Отстроит Москву — дальше пойдет. Так вот и меня подобрал на дороге.

Степан появился в открытой двери:

— А! Вот и гости! Заходите! Не робейте!

Мальчики вошли в жилище и сразу ничего не могли разглядеть со свету.

Маленькое оконце вверху, прорубленное в двух соседних бревнах, было снаружи закрыто деревянным задвижным ставнем. Свет едва проникал через второе, такое же крохотное оконце.

Степан хотел повеселить мальчиков и, ставя на стол угощение, потчевал их с прибаутками. И Юрка, и Доронка смущались, они первый раз в жизни были в гостях.

Тут у избы запричитали нищие, прося подаяния.

— Брюхо-то у людей есть, да, видно, нечего есть. — С этими словами Степан позвал нищих.

Слепая старуха да мальчик-поводырь взяли милостыню, а войти отказались.

Третий нищий, едва наступавший на больную, может быть, ушибленную или стертую во время странствий ногу, вошел. Широко перекрестился на передний угол, где полагалось быть иконе, и только потом пожелал здоровья хозяевам и сел на самый край лавки за стол.

— Да ты, христианин, присаживайся поудобней, — радушно сказал ему Степан.

Мужик чуть-чуть подвинулся.

— Откуда путь держишь? — спросил Степан.

— Из села. Не знаю, куда и податься. Вот пока иду, Христовым именем кормлюсь, — отозвался странник.

— Знать, не от добра идешь, коль бредешь сам не знаешь куда.

— Худо, — ответил с тяжким вздохом мужик. — Одна нога обута, другая разута.

А был этот странник не кто иной, как Фетка.

Жаловался Фетка плотнику Степану:

— Половину урожая отдай. А как урожая-то бог не дал ни мне, ни моему… — Фетка запнулся и вдруг себе на удивленье сказал: — Ни моему тверскому боярину. Спалил все сухмень. И нет у меня ни пол-урожая, ни целого. Нечего мне отдавать… — Фетка опустил голову на стол. Разомлел человек от горячего варева.

Степан тяжело вздохнул:

— Бежишь, брат, с тверской земли, ищешь лучшей доли на земле московской. Готов поклониться нашему князю Дмитрию Ивановичу, известному врагу твоего, тверского. Ведь так?

— От голоду не то князю — кошке поклонишься в ножки. — В голосе Фетки зло зазвенело. — Это князь князю враг. А мне и тот и другой все един князь. На убогого везде капает. Набежит ли на московскую землю тверской князь — христианам горе: села горят, урожай гибнет, скот угоняют. А московский князь придет на землю тверскую — горе все то же, и опять христианину. Вразумил бы их бог на дружбу, да пошли бы все вместе на Орду, чем друг друга топтать.

Внемлют три друга, к каждому слову прислушиваются.

Ерофейка вдруг вспомнил стол с петушком, и ему стало грустно.

— А великий князь Дмитрий Иванович, как ты думаешь, для чего всех князей приводит под свою руку? — обратился Степан к гостю.

— Помогай ему бог, — ответил Фетка.

— А кто сильней, московский князь Дмитрий иль Орда? — решился спросить Юрка.

— Ишь ты, — улыбнулся Фетка. — Голод всех сильней.