«Битлз» in the USSR, или Иное небо - [43]

– У меня дома, в прикроватной тумбочке, – отозвался Лев Сергеевич с таким же невозмутимым выражением лица.

Когда они вышли из ресторана, уже смеркалось. То ли сказалась прогулка, то ли заканчивалось действие чудесного рассола, но все вдруг почувствовали усталость.

– Ноги просто отваливаются, – пожаловалась Йоко. – Давайте возвращаться.

Возражений не последовало. В гостиницу они приехали в двух такси и лишь вошли в «штабной» номер, Джон воскликнул:

– А вот и ваш чемоданчик, Лев! Показывайте свое электрическое чудо.

Термен сел на стул, достал из саквояжа серый ящичек и подсоединил к нему две антенны: прямую вертикальную и дугообразную горизонтальную. Затем подключил инструмент к сети.

– Это смирновский аппарат, – сказал он. – Неплохой, шесть октав.

Он встал перед ящиком, нажал на переключатель и выставил перед собой ладони.

– Исполнение посвящается вам, прелестная леди, – кивнул он Линде, и его руки задвигались неожиданно легко и грациозно.

Возникая из ничего, по комнате разлился певучий флейтово-скрипичный, какой-то фантастический звук. У Пола буквально отвисла челюсть, когда он узнал свою «And I Love Her».

Это было волшебно. Когда мелодия стихла, все захлопали, а Линда, сияя, послала инженеру воздушный поцелуй.

– Шесть октав? – удивленно пробормотал Пол, обходя инструмент кругом. – И ни клавишей, ни струн…

– Конечно. Вот эта, вертикальная, антенна отвечает за высоту звука, а вот эта, горизонтальная, за громкость. И все.

– Можно попробовать?

– Прошу. – Термен сделал Полу приглашающий жест и уступил место за аппаратом. – Но сразу у вас вряд ли получится, ведь тут у ваших пальцев нет таких привычных ориентиров, как гриф или лады…

Не слушая изобретателя, Пол помахал руками и выдал серию рычащих и лающих звуков. Потом раздалось мяуканье, которое завершилось предсмертным хрипом.

– Капец котенку, – прокомментировал Джон.

– Попробуй сам! – огрызнулся Пол. Джон поднялся.

– Пробуйте, пробуйте, – кивнул Термен, – но уже без меня. Мне пора и честь знать. В метро переходы закрывают в час ночи, не ровен час, останусь на улице. А инструмент я вам дарю на память, так что пробуйте сколько угодно. Будете играть, вспоминать Москву и наше знакомство. Хоть в Лондоне, хоть в Томске.

Все по очереди обняли Льва Сергеевича, желая ему здоровья. С Линдой при этом случилась заминка. Лев Сергеевич все никак не разжимал своих объятий, невозмутимо объясняя:

– Суставы, понимаете ли, свело. В моем возрасте такое случается.

– Я помогу вам, – потянулся к его рукам Пол.

– О! Всё! Получилось! – Термен наконец отпустил раскрасневшуюся Линду. И тут же приник к груди Йоко. Но та быстро и умело высвободилась.

После этого Джордж подарил Льву Сергеевичу свою любимую гавайскую гитарку, на которой все оставили свои автографы, а Джон сходил в свою комнату, принес запасные очки и вложил их Термену в руку.

– У нас диоптрии разные, – сказал тот, посмотрев сквозь них. – Впрочем, это и правильно. Сувенир не должен иметь практического применения.

Гость ушел. Хозяева немного посидели молча. Им было грустно. И в то же время приятно, что в их жизни, пусть мимолетно, но все же произошло знакомство с таким невероятным человеком. Грустно было потому, что эта их первая встреча, скорее всего, была последней.

– Надо же, не поленился мою песню выучить, – с умилением сказал Пол. – А музыку он делает буквально из ничего.

– Прямо как мы, – заметил Ринго.

– А как он девок лапает! – восхитился Джон, валясь на кровать.

Линда вздохнула, а Ринго повторил:

– Прямо как мы.

– Он даже удивительнее, чем я думал, – сказал Джордж.

– Настоящий псих, – вторила ему Йоко. Джон посмотрел на Ринго:

– Ну?

– Что?

– Говори уже.

– А! – понял Ринго. – Прямо как мы. Все засмеялись.

– Красный жук, – резюмировал Джон. – Или как там он себя назвал? Жучила, вот.

Пол тихонько запел, а остальные тут же подхватили:

– Красный таракан – Ужасный хулиган, Проходит через стены И водит в ресторан…

– В России происходят события, которые напоминают мне сон Алисы, – сказал Джон, покачивая головой, когда песня кончилась. – «Всё страньше и страньше». Я не удивлюсь, если мы эдак и вправду окажемся в каком-нибудь сибирском Зазеркалье.

11

Горбачев сидел перед Брежневым. Михаил Сергеевич чувствовал себя очень плохо. Он был бледен, пятно на голове пылало, на глаза наворачивались слезы обиды. Генсек отпил чай из стакана.

– Ну, что там у тебя стряслось? Чего разнюнился? Докладывай.

– Леонид Ильич… – Горбачев глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду, и выпалил: – Гастролей «Битлз» не будет!

– Это почему же? – спросил Брежнев, хотя на самом деле ему было на это глубоко наплевать: обещание, данное Галине, он выполнил, и больше ничего его в этой истории не волновало.

– Все проголосовали против, кроме меня и Яковлева! Постановили, что музыка их проникнута буржуазной моралью и чужда советскому человеку. А Романов, – Горбачев произнес эту фамилию так, словно выпил горькую микстуру, – Романов притащил пленку зарубежную и показал всему бюро, как там молодежь на концертах беснуется – бетонные надолбы опрокидывают и полицейских по каскам колотят. Главное, не на их концерте! Тут все еще громче стали кричать, мол, не надо нам никаких «битлов», милиция наша не справится, если у нас такое начнется. У нас, говорят, милиционеры не такие воспитанные, того и гляди, стрелять начнут.