Битая ставка - [9]

Во дворе, густо заросшем вишневыми деревьями, стоял большой дом под красной черепицей. В дальнем углу — конюшня, у которой на коновязи стояло не меньше трех десятков упитанных коней. Отмахиваясь хвостами от наседавших мух, они уткнули морды в кормушки.

Несколько метров по центральной аллее — и конец пути. Остановились неподалеку от часовенки без окон. Внутри ее виднелось изображение скорбно склонившей голову «матки боски».

— Приехали,— сказал один из сопровождавших Игната, нажимая на «а».

Игнат соскочил с возка, помог снять корзины с продуктами, бутылью самогона и каким-то еще не известным ему грузом. Другие снимали с подвод что-то, завернутое в кустарного изготовления покрывала.

К ним подошел один из обитателей этого двора в военной форме и, спросив что-то по-польски у усатого, ушел вместе с ним. Второй, что был на их телеге за извозчика, после разгрузки повозок отвел их в глубь двора и вскоре возвратился. Двое других и Игнат уже умылись с дороги у колодца, стоявшего справа от домика, и сидели в просторной комнате, видимо, гостиной.

Вошедший и двое других, в дороге больше молчавших, начали между собою переговариваться на своем языке. Обращаясь к Игнату, они переходили на странную смесь польских и русских слов. Один из спутников спросил его:

— Пан проголодался с дороги?

— Да, есть малость.

— Зараз подкрепимся, отдохнем, а потом и за дело будем браться.

После обеда все приехавшие, кроме усатого, который так к ним и не возвратился, улеглись отдыхать, кто на широкой деревянной кровати, аккуратно застеленной солдатскими темно-серыми одеялами, кто на широкой лавке, что стояла у стены, а кто на земляном полу, покрытом соломой. Игнат вышел на порог. Но едва спустился с крыльца, как увидел приближающегося к нему часового.

— Пан, не можно!

— Тьфу!— рассердился Игнат.— До ветру сходить «не можно»?— И арестом указал в угол двора.

Часовой понимающе закивал.

Возвратившись в домик, Мещеряков застал своих сопровождающих смачно храпевшими после обильного обеда, смоченного несколькими стаканами самогона. В углу возле кроватей стояли уже извлеченные из самодельного покрывала винтовки, русские трехлинейки с примкнутыми к ним штыками. Игнат снял сапоги, пиджак и, не раздеваясь, лег на оставленное ему место — на лавку. Засыпая, опять беспокойно думал о предстоящем...

Проснулся Игнат, когда в хату заглядывали косые лучи предзакатного солнца. Он увидел: все лежали, но не спали, тихо переговаривались между собою.

— Тшеба вставать,— увидев, что Игнат не спит, сказал возница.

До наступления сумерек Игнат с двумя из сопровождавших сидели в доме. Других двух не было, они куда-то ушли. После ужина, когда уже стемнело, появился усатый. Сказал Игнату довольно чисто по-русски:

— Ну, господин Падалкин, вернее, господин Скворцов, давайте будем готовиться. Вот одежда, в которую вы должны будете переодеться. А эту наденете, когда будем им той стороне.

С этими словами он придвинул к Игнату вместительную ивовую корзину, ту самую, что снимал Игнат с возка, не зная содержимого. Открыв корзину, Игнат извлек оттуда военный костюм с зелеными петлицами и такого же цвета фуражку с лакированным козырьком, с красной звездой на околыше. Затем достал не новый, но добротный костюм темно-серого цвета, белую, с вышитой манишкой льняную рубашку, а со дна тоже не новые, но исправные сапоги военного образца.

— Пусть вас не удивляет этот маскарад. Все мы будем одеты в военную форму, а когда окажемся на той стороне, вы ее снимите, наденете цивильную и поедете дальше, по своему маршруту. Мы находимся против советского местечка Волочисск. Сейчас выходим к границе. К утру мы должны быть в селе Мокрое, у надежного человека. Там переднюем, а вечером расстанемся. Вот и все.

Когда все переоделись, Игнат сел и, усмехаясь, стал рассматривать себя и других «советских пограничников».

— Так надо, господин Падалкин. Для постороннего глаза на той стороне. Вот здесь,— усатый протянул туго завернутый в черное пакет,— ваши документы и деньги. Вам не надо их еще раз посмотреть здесь?

— Нет, не надобно,— ответил Игнат.— Я их хорошо изучил еще там. А вот где мое оружие, господин, как вас...

— Ян Штемпелевский.

— Где мое оружие, господин Штемпелевский? Или мне тоже винторез брать?

— Винторез? Что это? Ах, винтовка! Нет, винтовка не для вас. Вы в нашей группе за командира будете себя выдавать. А командиру положен по законам советской погранохраны револьвер. Он в той корзине, наденете его перед выходом. Кстати, умеете с ним обращаться?

— Приходилось. Когда-то на галопе пробивал брошенную вверх папаху...

— Добже,— кивнул Ян.— А в карман возьмете вот этот,— и он подал ему тот самый маузер с укороченным стволом и две круглые с шершавыми боками гранаты Мильса.— Это на всякий случай. Ну, что ж... Сейчас придет стражник и поведет нас к границе. Наши двое уже там. Они еще засветло пошли туда понаблюдать, там нас и встретят.

В комнату заглянул военный. Ян и второй сопровождающий поднялись, перекрестились двоеперстием.

— Ну, с богом!

Обмахнул, лоб православным крестом и Игнат, подумавший: «Поможет ли он, господь богато...»

На дворе стояли прозрачные сумерки. Висела низко яркая ущербная луна. Деревья отбрасывали на широкую аллею длинные тени.