Бисмарк: Биография - [11]
Земля перестает быть средством самоидентификации, превратившись в товар. Нагревают на этом руки евреи: «Новое поколение аристократов будет больше походить на сословие кустарей и лапотников, а спекулянты, ростовщики и евреи станут их постоянными спутниками и даже хозяевами»[16]
В определенном смысле публицист оказался прав. Новое поколение аристократов, как он и предвидел, включало в себя таких людей, как барон фон Оппенгейм, несколько лордов и баронов Ротшильдов, фон Мендельсонов и т. д. Для Бёрка евреи представляли все самое кричащее, безвкусное и спекулятивное на рынке: «Евреи-брокеры, состязающиеся друг с другом в том, кто быстрее избавится от жульнических и обесцененных бумаг, довели страну до нищеты и разрухи своими советами»[17]
Самыми способными учениками Бёрка стали реакционные прусские лендлорды и враги «прогресса» в каждой европейской стране. По всей Европе в 1790 году правящим классом было сословие землевладельцев и феодалов. Их враждебное отношение к идеям свободного рынка, свободного гражданства, свободного крестьянства, свободного движения капитала и труда, к свободомыслию, биржам и банкам, к евреям и свободе прессы сохранялось до 1933 года и в итоге привело к возникновению нацистской диктатуры. Именно группа юнкерских заговорщиков во главе с Францем фон Папеном (1879–1969), католиком-дворянином из Вестфалии, побудила юнкера-президента Веймарской республики фельдмаршала Пауля Людвига Ганса Антона фон Бенекендорфа унд Гинденбурга (1847–1934) назначить Адольфа Гитлера на место, которое когда-то занимал Бисмарк. Прусские юнкеры хотели использовать австрийского капрала в своих целях, но все вышло наоборот: прыткий капрал заставил их работать на себя.
Бёрк, классический либерал, превратился в проповедника реакции, сам став жертвой непредвиденности. В этом превращении есть еще один парадокс — в том, что прусского читателя с его книгой познакомил не кто иной, как блистательный пройдоха начала XIX века, молодой интеллектуал по имени Фридрих Генц (1764–1832). Генц сыграл двоякую роль в жизни Бисмарка. Он перевел Бёрка на немецкий язык, но еще и посвятил нас в жизненный путь Анастасия Людвига Менкена (1752–1801), деда Бисмарка по материнской линии. В своей карьере Генц дорос до советника реакционера-князя Меттерниха, который в день рождения Бисмарка председательствовал в Вене на общеевропейском конгрессе. Когда началась Французская революция, Генц обрадовался. 5 марта 1790 года он писал: «Дух новой эпохи бурлит и будоражит меня. Для человечества настало время проснуться от долгой спячки. Я молод, и всеобщее стремление к свободе, прорывающееся отовсюду, мне любо и дорого»[18]
Генц жонглировал принципами с беззаботностью и ловкостью истинного прохиндея. Поначалу он действительно приветствовал Французскую революцию, сообщая 5 декабря 1790 года Кристиану Гарве: «Революция являет собой первый практический триумф философии, первый в истории мира пример организации правительства на основе рационально выстроенной системы. Она воплощает надежды человечества и дает утешение тем, кто все еще стонет под гнетом застарелого зла»[19]
Он читал Бёрка, когда книга вышла на английском языке, и она ему не понравилась. Его не устроили «фундаментальные принципы и заключения». Но Генц обладал чутьем игрока. Он переменил свое мнение в 1792 году после буйства толпы в Париже и особенно после того, как убедился в огромной популярности «Размышлений о революции во Франции». Только за шесть месяцев были проданы 19 тысяч экземпляров английского издания книги Бёрка. К сентябрю 1791 года она выдержала одиннадцать переизданий. Тогда-то Генц и решил перевести ее на немецкий язык, и книга моментально разошлась в немецкоязычных странах. Возможно, Эдмунду Бёрку повезло в том, что его книгу переводил «величайший немецкий памфлетист эпохи». По крайней мере удовлетворение испытывал сам Генц. Памфлетист написал своему приятелю: он перевел Бёрка «не потому, что считает его книгу революционной в истории политической мысли, а лишь постольку, поскольку она красноречиво обличает развитие событий во Франции»[20] В декабре 1792 года Генц составил предисловие и послал экземпляр с посвящением императору в Вену, но не удостоился даже ответа. 23 декабря 1792 года он отправил своего Бёрка Фридриху Вильгельму III. Король принял книгу и присвоил памфлетисту звание Kriegsrat(военного советника)[21] «Размышления» сразу же стали бестселлером. Последовали два дополнительных издания, не считая дюжины перепечаток[22] Стоит привести хотя бы один параграф из предисловия, написанного Генцем к своему переводу, чтобы показать, как далеко он ушел от первоначального мнения о Французской революции: «Деспотичный синод Парижа, поддержанный изнутри инквизиционными судами, а извне — тысячами добровольных миссионеров, с нетерпимостью, невиданной со времени падения папской непогрешимости, объявляет ересью любые отклонения от его максим… Отныне должен быть один рейх, один народ, одна вера и один язык. Ни одна эпоха, ни прошлая, ни нынешняя, еще не испытывала столь опасного кризиса»[23]
