Бирюзовые серьги богини - [38]

— Демоны верхнего и нижнего мира!

— Ну, это сомнительно, пятиконечная звезда — это пентаграмма.

— Это позже, в западных учениях, а восток может трактовать этот знак иначе.

— Может, — согласился Саша, — и здесь подходит хоть и западная трактовка, но вполне применимая к востоку — ведьма, друид, жрец. Можно предположить, что жрецы, или шаманы, смысл тот же, как бы охраняют это место, эту надпись… Слушай, а может это заклятие, вроде охранной молитвы?

Сима вспомнила ритуал вокруг Каменной головы, рассказ Армана о жертвоприношениях под ним, и предположение Саши показалось вполне логичным. Сима решила рассказать ему о том вечере, что касается ритуала, опустив личные переживания.

— Саш, дело в том, что я была участницей какого-то шаманского действа.

Саша откровенно изумился.

— Не по своей воле, не хочу вдаваться в подробности, да я и помню мало, меня опоили чем-то, наверное, что-то вроде сомы-хаомы.

Сашка присвистнул.

— Будешь издеваться, ничего не расскажу! — пригрозила Сима.

— Ты что?! Я вообще в трансе! И шаманский обряд, и шаманский напиток, ты вообще кто? С чего это местные шаманы тебя привлекли к какому-то ритуалу, да еще тайно?

— Не знаю, я о другом думала, ладно, не отвлекай, так вот, я что-то говорила там, еще и не своим голосом. Это мне потом рассказал наш шофер дядя Боря, он был далеко, прибежал в самом конце, а вот наш руководитель стоял неподалеку, он должен был все слышать. Может мне его спросить? Я все равно буду ему отчет отсылать о практике, чтобы подписал, оценку поставил, ну и спрошу, а?

— Спросить можно, но я в толк не возьму, ты говорила заклинание?

Сима пожала плечами.

— Не знаю, вот и хочу спросить.

— Но, если это так, и ты ничего не помнишь… ты уверена, что заклинание ты говорила на русском языке?

Сима озадачилась.

— Не знаю… даже предположить не могу. Вряд ли… но я другого языка не знаю, на казахском что ли? — она хмыкнула, — я только пару слов помню на казахском, но… Саш, я не знаю.

— Вряд ли древнее заклинание могло звучать на современном казахском. Тем более, записано оно символами, если это заклинание, конечно.

— Не знаю…

— Это о несокрушимом оружии воинов света, — пояснил Саша.

— И что?

— Ты это сказала на русском.

— Да… напишу я все-таки Хакану Ногербековичу. Может он понял тогда, что я говорила, — Сима уставилась на Сашку. — Это тебе надо было ехать с ним, вон, сколько ты всего знаешь, а от меня никакого толку, только проблемы.

— На следующий год и поедем. Вместе. И никаких проблем.

Саша посмотрел на нее таким откровенным взглядом, что не понять его было невозможно. Сима смутилась. Но перспектива встречи с Арманом, да еще в присутствии Сашки, ее испугала.

— Поживем — увидим! Еще год учиться. Кстати, через три дня уже начнется — лекции, семинары…

— И хорошо, будем встречаться каждый день.

Сашка не скрывал радости. Но и Симе было приятно, хотя смутная тревога, предчувствие чего-то недоброго словно отодвигали от нее Сашку, не позволяя им перейти черту дружбы. Не давал покоя и сон про волчицу, особенно с того момента, как Саша рассказал, что волк — не только знак рода древних кочевников, но и символ высшего духа, обличие, в котором он являлся к достойным и общался с ними. Такие предания есть в истории кочевников. И даже имена. Например, Аланкува — праматерь рода Чингизхана. «Но я не праматерь», — думала Сима, а сердце замирало. Что-то происходило с ней, что-то необычное: и обморок, и какое-то появившееся отвращение к запахам с кухни. Она боялась напугать мать вопросами, боялась откровенничать с Маринкой. Но теперь жила в напряжении, ожидая того дня, когда ее сомнения могут быть рассеяны или подтверждены.

Но дни проходили за днями, и ничего не менялось, а Сима чувствовала себя отвратительно. Вполне уместная мысль теперь не оставляла ее: «Беременна!»

«Но как же так?! Какая же я дура, дура… что же теперь делать? Что будет с учебой? А мама с папой?..» — Сима даже представить себе не могла, как скажет им, что ждет ребенка. И от кого?! И вдруг ее осенило: «Они же сразу на Сашку подумают! Вот впутала парня, что же теперь делать?»

Но эмоции улеглись, а разум подсказал единственно верное решение — пойти к врачу! И Сима пошла.

— Беременность пять недель, — врач смотрела с издевкой, как казалось Симе, а вместо лица под белоснежным накрахмаленном колпаком она увидела волчью морду с внимательными желтыми глазами, смотревшими прямо в душу.

Сима силилась держать себя в руках, но руки тряслись, в самом прямом смысле, а ноги едва держали. Она опустилась на стул, глядя в пол и ничего не видя, кроме расплывающейся картинки зашарканного линолеума.

— Одна пришла?

Сима кивнула, пряча глаза.

— Замужем? Понятно… Ты не реви, так тоже бывает. Может, еще все образуется.

Сима повела головой.

— Не образуется.

Все пути назад были отрезаны — приговор прозвучал. Теперь она думала, как все это случилось, и как сказать маме, и когда… А еще ей страшно хотелось увидеть Армана, спрятаться в его объятиях и быть счастливой… вместе с ним. Но последние слова врача смутили ее не меньше, чем известие о беременности:

— Ты бы сейчас замуж вышла, муж и не догадается, что ты беременна — срок пока маленький, родишь, так и будет думать, что ребенок его.