Биробиджанцы на Амуре - [37]

«Сейчас станет светло! — весело подумал дед. — Сейчас увижу зал, богато накрытый стол, а на нем — драгоценные вина, жирное мясо, лучшая рыба». Бабушке он достанет жемчуга, бриллиантовые серьги, дочерям — шелка и бархат. Он войдет, весело поздравит всех с наступающей субботой, наденет шелковый кафтан и сядет на почетное место… И вдруг что-то сверкнуло, у деда посветлело в глазах, золотой шар поднялся, подскочил — и зарылся в землю возле кладбищенской стены. Дед протянул руку, привалился к забору, хотел поднять шар… Так его потом и нашли лежащим без сознания у кладбищенской стены.

Сара тяжело вздохнула и искоса посмотрела на Менделя. В темноте она могла лишь различить его неподвижное лицо. Он лежал так тихо, что Сара даже не слышала его дыхания. Левка, который все время лежал, облокотившись на подушку, задумался. Широко раскрытые глаза его блестели в темноте. Он пылал от возбуждения и желания услышать еще что-нибудь необыкновенное. Он приподнялся на кровати, но вдруг услыхал голос отца:

— А что было дальше?

— Лютому врагу не пожелаю! — ответила Сара.

Долго было тихо. Слышался только веселый шум мониторов, да еще откуда-то издалека доносилась грустная песня влюбленных, не нарушавшая ночной тишины, а сливавшаяся с нею.

— С тех пор дедушка перестал ходить по деревням, — вздохнув, сказала Сара. — День и ночь стоит, бывало, у кладбищенской стены и роет землю. Он раскапывал все больше и больше, а сам день ото дня таял, зарос волосами, ходил оборванный, истрепанный… Бабушка от горя умерла, дочери поседели, а дедушка бегал по улицам с горящими глазами и кричал: «Погодите, люди, вот я отыщу клад, и всем тогда станет хорошо…» Наконец его схватили, заперли в сумасшедшем доме, там он и умер…

По пухлым щекам Левки тихо текли слезы. А когда он уснул, ему приснился дед. Он плыл в облаках, распустив бороду, вытянув руки вперед. В одной из них был мешок, в другой — палка. А впереди летело множество кур с золотыми перьями, и все они клали золотые яйца в мешок деда.

4

Какие-то странные слова долетали до ушей Левки и рвали путаные нити его беспокойного сна. Несколько раз он раскрывал глаза, напряженно смотрел в темноту и снова тяжело засыпал. И тогда ему казалось, что кто-то стоит наклонившись над ним и втолковывает ему что-то непонятное. А на рассвете, случайно раскрыв глаза, он увидел из-под одеяла, как мать стоит склонившись над отцом и горячо убеждает его:

— Не смей этого делать, Мендель! Слышишь? Ты нас погубить хочешь, детей хочешь от себя оттолкнуть…

Левка протер глаза и лежал, затаив дыхание. Он насторожился: «Что это мама говорит? Новую историю рассказывает или это конец вчерашней, которую он не успел дослушать?» И вдруг он слышит, как отец отвечает в сердцах:

— Чудачка! — говорит он. — Дай одуматься, погоди день-другой. Я подумаю… Как это можно под горячую руку! Всю жизнь об этом мечтали — и отец и дед… Погоди… Может быть, ты и сама передумаешь, придешь и скажешь: «Ты прав, Мендель. Не надо отдавать этот кусок золота».

Левка улавливает последние слова и никак понять не может, что это должно означать… Если мать рассказывает сказку, то зачем отец вмешивается?. Он лежит с полузакрытыми глазами и сквозь ресницы видит, как мать поворачивается к нему и смотрит, спит ли он. Потом она снова склоняется к отцу и тихим, но строгим голосом говорит:

— Слушай, Мендель! Возьми это золото и отнеси начальнику! Сделай так, чтобы никто не знал, что оно было у тебя дома. Сам знаешь, какие у людей языки, мало ли что могут сказать. А если не отнесешь, клянусь тебе, сама пойду и расскажу! — Последние слова она произнесла единым духом. Потом перевязала платок на голове и вышла из дому.

«Кусок золота? — думал Левка. — Что за кусок золота?»

Сквозь тонкую ткань одеяла процеживался голубой свет. Левка видит, как отец поднялся, спустил ноги на пол, широко зевнул и начал неохотно натягивать сапоги. Сквозь узенькие щелочки прищуренных глаз Левка следит за каждым его движением. «Отец принес золото домой? — спрашивает он сам у себя. — Откуда? — Украл?!» Он видит, как отец озирается по сторонам, потом приближается к его койке и прислушивается, спит ли он, потом возвращается к своей кровати, поднимает подушку и стоит долго-долго, не разгибая спины. Левка приоткрывает глаза, смотрит на согнутую спину отца и думает; «Там оно спрятано, уворованное… Отец, его отец, украл государственное добро, утащил кусок золота!» Эта мысль обжигает, вот он сейчас подымется, подойдет к нему, да так прямо и скажет ему в глаза: «Вор!» Но тут комок подкатывает к горлу, и слезы начинают душить мальчика. Мендель все еще стоит над куском золота, но вдруг приподымает матрац, засовывает туда сверток и отходит от кровати. Потом он снимает со стены полотенце, закидывает его на плечо и выходит умываться.

Левка, словно под ним загорелась кровать, соскакивает на пол, подбегает к отцовской постели, откидывает в сторону подушки, обеими руками приподымает тяжелый матрац, но не успевает ничего разглядеть, так как в ту же минуту раскрывается дверь, и Мендель входит в комнату. Секунду стоят они, глядя друг на друга, потом Мендель налетает на него с криком: