Биплан - [48]

Мы делаем вираж и летим над дорогой. Ветер ведет себя как живой — как человек, который не любит бипланов. Он постоянно налетает на нас и подбрасывает, словно мы мешаем ему дуть так, как он хочет. Я крепко сжимаю в руках ручку управления. По идее, мы должны лететь быстро, но тот холм, который маячит слева, почему-то не торопится пропускать нас вперед. Он стоит на месте уже две минуты. Я ориентируюсь по дороге.

Вот это да! Мы движемся назад! Это жуткое чувство в кабине самолета посетило меня впервые. Мне приходится успокаивать себя и еще крепче сжимать ручку управления. Для того чтобы лететь, самолет должен двигаться относительно воздуха вперед, а это значит, как правило, что он движется относительно земли тоже. Однако сейчас белая линия дороги проплывает передо мной вперед, и у меня возникает такое же ощущение, как и тогда, над Одессой. Его можно сравнить с тем, что чувствует человек, стоящий на высокой лестнице и смотрящий вниз. Время от времени человеку кажется, что еще мгновение — и он упадет.

Стрелка указателя скорости остановилась на отметке 80 миль в час, а встречный ветер дует со скоростью как минимум 85 миль в час. Вот и получается, что биплан просто не может перемещаться на запад относительно земли. Что бы я ни предпринимал, мой биплан при таких условиях никогда не полетит в сторону Тихого океана.

Есть над чем посмеяться. Мы делаем крутой вираж и выравниваемся по ветру. Теперь я лечу на восток, и единственным моим утешением является то, что шоссе подо мной теперь проносится прямо-таки с бешеной скоростью. Когда ветер дует в хвост, самолет, должно быть, движется со скоростью 180 миль в час. Если бы мне удалось продержаться некоторое время на такой скорости, я бы поставил новый рекорд по времени перелета из Калифорнии в Северную Каролину. Однако опыт говорит мне, что такой ветер не продержится долго и что на границе с Северной Каролиной он с такой же скоростью будет дуть мне в лицо, и я снова зависну над землей за несколько сотен ярдов от финишной черты, так до нее и не добравшись.

В этот день с бипланом можно проделывать самые неожиданные фокусы. Я могу совершить посадку задом или осуществить вертикальный взлет. Я могу лететь боком и демонстрировать такие чудеса маневренности, которые не под силу даже вертолетам. Но мне сейчас не до фокусов. Мне хочется лишь одного: поскорее перебраться на другую сторону гор. Может быть, если я полетаю туда-сюда, мне как-нибудь удастся добраться до Сан-Диего. Нет! Летать туда-сюда — это занятие, недостойное уважающего себя пилота. Рано или поздно пилот должен поставить точку.

Итак, остается единственный выход — сражаться с горами за каждый дюйм, и если в какой-то момент горы окажутся сильнее, отступить, отдышаться и снова ринуться в бой. Ведь, когда идет речь о поединке с горами, негоже противопоставлять их мощи хитрость и коварство.

Теперь понятно, что из всех межгорных проходов самым главным моим противником является гигант Сан-Джакинто, не подпускающий меня к Бэннингу.

Стараясь прорваться через горную гряду, я сжег целый бак горючего, но так никуда и не попал. Точнее, если говорить более строго, попал в окрестности аэропорта Борего-Спрингс, где из зарослей полыни на меня одиноко взирает посадочная полоса с твердым покрытием. Кружа над ней, я вижу, что ветровой конус указывает направление поперек взлетной полосы. На какое-то мгновение он поворачивается вдоль нее, затем снова поперек. Приземляться на эту полосу при таком непостоянном сильном ветре означает погубить биплан. Однако где-то я все-таки должен приземлиться, потому что до Палм-Спрингс топлива у меня явно не хватит. Я приземлюсь в пустыне неподалеку от аэропорта Борего.

Однако тщательное изучение поверхности земли эту возможность исключает. Поверхность здесь слишком неровная. Стоит только колесам увязнуть в песчаной дюне, и меньше чем через секунду биплан будет опрокинут вверх колесами. Если в этом случае я отделаюсь согнутым пропеллером, мотором, засыпанным песком, и менее чем сорока сломанными нервюрами, я буду считать, что мне невообразимо повезло. Нет, приземление в пустыне не для меня.

Внутреннее поле аэропорта представляет собой грунтово-песчаную площадку, поросшую огромными кустами полыни. В порывах ветра я устремляю биплан вниз и снова пролетаю над ветровым конусом, осматривая внутреннее поле аэропорта. Когда-то оно было ровным. Бульдозеры, должно быть, расчистили его, освобождая место для взлетно-посадочной полосы. Полынь здесь высотой три, а кое-где и четыре фута. Я вполне смогу здесь приземлиться при условии, что на поле нет ям и не валяются трубы. Если же во время приземления что-то попадется под колеса, последствия будут еще хуже, чем при посадке в пустыне. Мы пролетаем над полем еще два раза, осматривая заросли полыни, стараясь разглядеть под ними поверхность земли.

Возле заправочной станции стоит человек в голубом комбинезоне и наблюдает за мной. Какая пропасть разделяет меня и его! Он находится в полной безопасности и всем доволен. Он может даже уснуть прямо у входа на заправочную станцию, если этого пожелает. Однако в какой-то тысяче, а может быть и сотне футов мы с