Биология трансцендентного - [106]

Помимо всего прочего, напряжение и беспокойство могут быть в большой степени облегчены при осознании истинности Благой вести, принесённой нам Иисусом. Если бы мы могли признать, что являемся детьми доброго и любящего создателя, подобно дочерям и сыновьям, отданным на воспитание своим родителям; что мы те, кем считаем себя в душе и что величайшие дары Духа, явленные Иисусом, доступны нам, то все мы могли бы жить в вере и правде. Мы бы вверили себя своему сердцу и позволили своему интеллекту служить разуму сердца. Если бы мы были тесно связаны со своим сердцем с самого начала, и нам были бы даны примеры для его развития, то, следуя им, мы достигали бы совершенства. Как утверждают Блейк и суфийские мудрецы, единственное, что может стать нам помехой в реализации наших возможностей, это наше воображение.

Наконец, учитывая, какого рода реальность может нам принести состояние трансцендентности, подумайте об идее воскрешения, выдвинутой древними египтянами и бывшей предметом горячих споров во времена Иисуса. Или же просто представьте себе, что смерть тела не обязательно влечет за собой смерть личности, — концепция, сопоставимая с жидкокристаллическим организмом Мэй Ван Хо. Так или иначе, смерть — это конечное ограничение или сдерживание и естественный вариант трансцендентности. Выживание личности за границами смерти тела принимается суфиями как возможность и обсуждается Ибн Араби. Несомненно, кое-что в этом роде сыграло роль в великой игре Иисуса. Указания на то, что он думал, что сможет обыграть время, пройти через смерть целым и невредимым и тем доказать жизненность или длительность духовной жизни человека, весьма весомы. Одно это могло бы вырвать нас из самовоспроизводящейся ловушки культуры и стало бы кульминацией всего его великолепного поступка.

Есть много аспектов концепции воскрешения и множество теорий, выходящих за рамки наших потребностей. Я беру на себя смелость предположить, что представление о существовании бессмертной личности, сознания или души и после смерти могло появиться у первого человека в момент возникновения лобных долей. После тысячелетий, в течение которых наши предки страстно желали бессмертия, мы могли бы включить эту возможность в рамки динамики создателя и созданного. Это похоже на атомистическое предположение, выдвинутое древними греками, которое было воплощено в жизнь современной наукой. Возможность, однажды введенная в динамику создателя и созданного, вполне может превратиться в эффект поля, проекцию, которую творческое сознание человека хранило в товарном вагоне созидания, как это было с Гамильтоном и его кватернионами, потребовавшими длительного периода для вынашивания и развития идеи. Иисус, будучи образцом древнееврейских представлений о Боге и воплощая в себе образ Бога любви, также мог обладать долго формировавшимся представлением о воскрешении, и приблизился к ним довольно близко. До Иисуса у евреев не было четкой идеи о жизни после смерти.

Мне кажется, что его потрясающее путешествие в смерть на каком-то уровне сработало, несмотря на серьезные извращения в толковании и отклонение от его принципов в ходе истории, которое нам ещё предстоит понять. Мы были столь поглощены попытками создать собственное представление о Граде Небесном, что могли упустить то богатое месторождение золота, которое открыл для нас Иисус.

Как ходящий по костру показывает пример невозможного, с которым другие могут после соперничать, подвиг, совершенный Иисусом, должен был сломать удушающее воздействие идеи смерти на нашу психику. Страх смерти запирает наше сознание в рамки стратегий выживания, что мешает нам открыть возможности, отличные от смерти. Биологическая космология видоизменённых клеток, предложенная Ауро-биндо и Матерью, возможно, явились эхом подвига Иисуса. Мать и Ауробиндо и их ученик Сат Прем полагали, что человек, прорвавшийся в новую модальность, проложит путь для всех и что отказ от веры в неизбежность смерти сломит власть этой идеи и её неотвратимые последствия.

История жизни Иисуса, пример величия его жизни, показывает, что попытка, предпринятая одним человеком, не может легко разорвать душащие оковы культуры.

Стать примером эволюционного прорыва такого рода было, возможно, важнейшим смыслом Страстей Христовых. Вероятно он рассчитывал на то, что мы включимся в сферу его влияния благодаря силе его личного примера. Поскольку любое поле растет по мере его использования, то его Царствие сможет наступить так же естественно, как это случилось с процессом насаждения культуры. "Имеющий уши, да услышит, ибо кто имеет, тому дано будет" — провозгласил Он, но для начала мы должны запастись достаточным количеством зерна, чтобы затем получить больший урожай. Это так легко сделать при помощи дьявольских сил — почему же создать нечто божественное столь трудно?

Как было сказано ранее, среди многих факторов, мешавших непосредственному воплощению в жизнь усилий Иисуса, были мифологические выдумки, привнесённые в учение под влиянием христологии Павла. Они окрасили все поздние сведения об Иисусе. Павел превратил величайшее из всех человеческих деяний — желание умереть ради своего народа и испытать возможность затем воскреснуть — из эволюционного прорыва в уставшего греческого "бога из машины", в фокус с чертиком из табакерки, на образе которого можно построить институт религии. Павел последовал старинному примеру реакции на божественное, и хотя не он это придумал, эффект был столь же губительным.