Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки - [246]

Давайте надеяться, что придет время, когда в обсуждениях наиужаснейших человеческих поступков мы не будем использовать слова «зло» и «душа», как не используем их, обсуждая сломанные тормоза, и что в судах эти слова будут произноситься столь же редко, как и в автомастерских. Здесь важно понять, что в данной аналогии содержится ключ к дальнейшему развитию общей идеи, включая и осмысление проступков тех опасных нарушителей, у которых не выявлено никаких повреждений лобной коры, особых генетических вариантов и т. д. Когда машина начинает барахлить, ведет себя как-то неправильно и ездить на ней становится страшновато, мы обращаемся в мастерскую, и механик либо находит неисправность – тогда мы узнаем механическую причину поломки, – либо не находит ничего определенного. И в таком случае мы вынуждены забрать обратно машину со скверным изъяном. Механик, естественно, может порассуждать об источнике проблемы: о схемах заводской сборки, мастерах, что эту машину собирали, неизвестных загрязнениях, попавших в механизмы из окружающей среды и испортивших их… Возможно, когда-нибудь в автомастерских будут мощные приспособления, тестирующие моторы на молекулярном уровне и находящие все микронеисправности, – но сейчас нам остается принять как факт, что у нас просто негодная машина. И нет в этом никакого дуализма. Свободную волю машины можно приравнять к «внутренним силам, которых мы еще не понимаем»[494]{940}.

Те, кто внутренне не согласен принять эту точку зрения, считают, что сравнивать людей со сломанными машинами бесчеловечно. Но если задуматься, то в итоге приходишь к выводу, что сравнивать их с машинами гораздо более человечно, чем считать грешниками, бесовскими прихвостнями и добродетельно поучать.

Постскриптум: о трудном, но осуществимом действии

С законодательной системой разобрались, теперь перейдем к действительно трудному вопросу – что делать, когда кто-то нахваливает ваши скуловые дуги.

Если мы отрицаем свободу воли, когда речь идет о самых ужасных человеческих деяниях, то и в отношении самых лучших наших поступков следует поступать так же. Это касается, в частности, проявлений наших талантов и силы характера, действий в моменты озарения, творческих прорывов, актов добропорядочности и отзывчивости… С точки зрения логики ставить положительные черты себе в заслугу столь же нелепо, как в ответ на комплимент о красоте ваших скуловых костей поблагодарить, имея в виду, что хвалят свободное проявление вашей воли, – хотя на самом деле «благодарить» надо правильное распределение механических сил в устройстве скуловых дуг.

Очень трудно следовать этому пути. Должен признать, что в этом смысле я вел себя однажды вопиющим образом. Мы с женой как-то завтракали у друга, и он приготовил нам фруктовый салат. И мы воскликнули, отведав его: «Какой там вкусный ананас!» «А ведь сейчас не сезон, – самодовольно ответил друг. – Но мне повезло, я схватил последний». И мы с женой с восхищенным придыханием произнесли: «О, как же ты хорошо умеешь выбирать фрукты. Ты лучше, чем мы!»[495]. Мы хвалили хозяина будто бы за проявление свободы воли, за правильный выбор на развилке жизненного пути, который состоял в выборе правильного ананаса. И мы были неправы. На самом деле у человека имеется набор генов, который отвечает за работу обонятельных рецепторов; скорее всего, именно они помогли нашему другу определить спелость фрукта. А может быть, наш приятель вырос в такой среде, где культура издревле почитает умение определять качество ананасов. А возможен и такой вариант – крутая траектория социоэкономической линии жизни нашего друга привела его играть перуанскую народную музыку на базаре дорогущих экологически чистых продуктов… И все же мы с женой хвалили именно его.

Я не могу себе вообразить, как построить жизнь, если свободы воли не существует. Невозможно думать о себе (о нас), как о сумме биологических процессов[496]. Возможно, в жизни мы должны удовольствоваться тем, что выдумка о гомункулусе вполне безобидна и даже полезна, а взвешенную и рациональную рассудительность нам стоит приберечь (что трудно!) для тех моментов, когда это действительно важно – когда мы с необдуманной беспощадностью критикуем других.

Глава 17 Война и мир

Давайте еще раз повторим некоторые факты. Миндалина, как правило, возбуждается при взгляде на лицо другой расы. Если вам случилось родиться в семье бедняков, то, вероятно, к пяти годам развитие вашей лобной коры отстало от средних показателей. Под воздействием окситоцина мы ведем себя недостойно по отношению к незнакомцам. Эмпатия не обязательно приводит к акту участия, так же как высшая ступень нравственного развития не означает, что мы выберем более трудное, хотя и правильное действие. Некоторые варианты генов в определенных обстоятельствах делают нас склонными к антисоциальным поступкам. И бонобо не такие уж миролюбивые: трудно научиться мастерски разрешать конфликты в отсутствие конфликтов.

Как бы тут не стать пессимистом. И тем не менее основная мысль этой книги состоит в том, что и оптимисту есть на что опереться.

Итак, целью этой – последней – главы является: а) показать, что все меняется к лучшему, что показатели нашего худшего поведения идут по нисходящей, а лучшего – по восходящей; б) исследовать возможности для укрепления и ускорения этого процесса; в) дать эмоциональную поддержку сторонникам этого предприятия, показать, что лучшее в нас проявляется в самых неожиданных ситуациях; г) и наконец, убедиться, что можно безнаказанно назвать главу «Война и Мир».