Биография научной теории, или Автонекролог - [3]

Кроме того, желательно обезопасить свой труд от обывательского представления, будто в любой борьбе одни – хорошие, а другие -плохие, а задача ученого – угодить читателю, объяснив ему: кто каков, или, что то же, кто прогрессивен, а кто отстал и, следовательно, не заслуживает сочувствия.

Вот наглядный пример. В 1945 г., после взятия Берлина, я встретился с немецким физиком моего возраста и разговорился с ним. Он считал, что славяне захватили исконно немецкую землю, на что я возразил, что здесь древняя славянская земля, а Бранденбург – это Бранный Бор лютичей, завоеванных немцами. Он вскричал: «Sie waren primitiw!» и остался при своем мнении. Будь он начитаннее, он бы упомянул, что лютичи в V в. вытеснили с берегов Эльбы германских ругов, но разве в этом суть? Все народы когда-то откуда-то пришли; кто-то кого-то победил – таков диалектический закон отрицания отрицания, примешивать к коему личные симпатии и антипатии неправомерно. Постоянная изменчивость во времени и пространстве – закономерность природы. Следовательно, ее нужно изучать, как мы изучаем циклоническую деятельность или землетрясения, независимо от того, нравятся они нам или нет.

В естественных науках оценки неуместны, а классификация необходима. Так, зоологи зачисляют в один класс наземных, морских (киты) и воздушных (летучие мыши) животных как млекопитающих, ибо всех их сближает один, но правильно избранный признак. Такой систематизации поддаются и народности, этносы, принадлежащие к одному виду, но похожие друг на друга более или менее. Вот эти степени несхожести оказались крайне важными для этнической диагностики. Немцы не французы, но ближе к ним, чем к казахам или монголам. Хунны перемешивались с сибирскими и волжскими утрами, но не с китайцами, причем и там и тут язык значения не имел. Разговорную речь для базара выучить легко.

Иными словами, отдельные этносы не изолированы друг от друга, но образуют как бы этнические галактики, в которых общение, даже для отдельных особей, гораздо легче, нежели с обитателями соседней «галактики» или иной суперэтнической целостности. В последнем случае люди желают «жить в мире, но порознь».

Это наблюдение имело в условиях тесного этнического контакта важное практическое значение. Оказалось, что недостаточно самому не придавать значения этническим различиям, но надо, чтобы партнер думал так же, а этого, как правило, не бывает, несмотря на то что люди одинаково одеты, питаются в тех же столовых и спят в одних бараках. А в таких условиях только добрые отношения между соседями обеспечивают необходимое для жизни благополучие. Но было ли так всегда и везде?

В 1938-1939 гг. автор, имея много незанятого времени, стал продумывать исторические процессы разных государств и больших культурных целостностей, как, например, античность, включающая Элладу и Римскую империю, Византию, вместе с окружающими христианскими народами: грузинами, армянами, болгарами, сербами, но без Руси, представлявшей самостоятельную целостность; мусульманский мир, где общность была культурной, а не религиозной, и христианский мир – средневековый термин для романо-германской целостности Западной Европы. Китай, Япония и Индия были оставлены на потом, чтобы вернуться к ним тогда, когда характер развития, точнее – становления будет описан.

Так на месте микроскопа был установлен телескоп, а объектом наблюдения вместо молекул стали галактики. Аналогичный подход, правда с другими критериями, применил А. Тойнби в своем капитальном труде «Изучение истории», но тогда я о его работе еще не слышал. Так или иначе, мы пришли к близким обобщениям независимо друг от друга, хотя объяснения наблюдаемых явлений у нас диаметрально противоположны.

Оказалось, что если мерить интенсивность исторических процессов кучностью событий, то сначала наблюдается резкий взлет (около 300 лет), затем чередование подъемов и депрессий (тоже лет 300), потом ослабление жизнедеятельности, ведущее к успокоению (что А. Тойнби назвал breakdown), и наконец медленный упадок, прерываемый новым взлетом. И сколько бы это наблюдение ни проверялось – так было везде, на длинных отрезках времени. И тут встает вопрос: почему так? На что это явление похоже? На движение шарика, который, получив внезапный толчок, катится, сначала набирая скорость, а потом теряя ее от сопротивления среды; на взболтанную жидкость, где волнение постепенно стихает; на струну, после щипка колеблющуюся и останавливающуюся. И права была китайская царевна из династии Чэн, плененная и выданная за тюркского хана в VI в., когда написала мудрые и трогательные стихи (перевод мой):

Предшествуют слава и почесть беде,

Ведь мира законы – трава на воде.

Во времени блеск и величье умрут,

Сравняются, сгладившись, башня и пруд.

Пусть ныне богатство и роскошь у нас,

Недолог всегда безмятежности час.

Не век опьяняет нас чаша вина,

Звенит и смолкает на лютне струна...

Не странно ли, что китаянка VI в. мыслила категориями диалектики, а европейские филистеры XX в. признают только линейную эволюцию, которую они называют прогрессом и считают нарастающей по ходу времени? Конечно, не следует отрицать прогресс в социальном развитии человечества, но ведь люди, принадлежащие к любой формации, остаются организмами, входящими в биосферу планеты Земля, телами, подверженными гравитации (земному тяготению), электромагнитным полям и термодинамике.