Биография голубоглазого йогина - [8]

Внезапно наступила тишина, и вдруг я понял, что ничто более не держит меня в воздухе, и что я больше не привязан к своему телу, и с ужасным грохотом упал на пол.

Хара харамахадев!

Хара хара махадев!

Снова и снова повторялась мантра.

Когда перед глазами перестал колыхаться туман, я увидел подбородок старого садху, державшего мою голову на коленях. Десять встревоженных лиц были обращены ко мне.

Хара хара махадев! -

продолжали мантрировать они, пока старый баба давал мне понюхать камфоры, чтобы привести в себя. Я попытался встать, но был еще слишком слаб.

— Что случилось? — спросил я.

— Шива любит тебя, — ответил старик с улыбкой.

Когда я наконец смог внятно думать, то услышал, что потерял сознание как раз в том самом месте, где и стоял в самом начале. Шум, возбуждение и усталость от дороги сказались на организме. Однако я не просто потерял сознание, а вышел из тела и пережил опыт измененного состояния сознания.

На следующее утро все произошедшее начало казаться полнейшей чепухой, и я захотел сразу же уехать в Дели. Умывшись из ведра, стоящего рядом с ручным насосом, я подошел к баба, чтобы попрощаться. Мы выпили чаю, а затем, когда я уже собрался уходить, он преподнес мне неожиданный и странный подарок — железнодорожный билет от Уджайна до Джайпура.

Молодой Нага-баба, с которым я вместе приехал, повесил на плечо мою сумку и проводил до станции. Записывая адрес ашрама в дневник, я наконец-то узнал его имя. Перелистывая страницы дневника, я наткнулся на записи Картуша. Прошло не так уж много времени с тех пор, как я сошел с корабля на индийскую землю, но на моих внутренних часах прошло по меньшей мере пару сотен лет.

Картуш сказал, что ашрам Хари Пури Баба находится в Раджастане, рядом с Джайпуром. Самое время встретиться с этим гуру.

ГЛАВА 3

Моя мечта об Индии окончательно оформилась в Раджастане, родине королей. Оставив позади розовые здания Джайпура, автобус отправился на север по Биканер Роуд, борясь за право на свободный проезд по дороге с караванами верблюдов, одинокими верблюдами и даже верблюдами, спящими посередине трассы. Впереди простиралась обширная пустынная местность, в которой не было иной растительности, кроме маленьких чахлых кустиков.

Я крепко держался за ржавый поручень сиденья впереди меня, пока автобус, тяжело преодолевая рытвины, ехал по сельской дороге в направлении Чомона. Фантастический ландшафт земли, проступающий сквозь легкий туман поднятой пыли, напоминал фильм "Арабские ночи" или даже "Лоуренса Аравийского". По обе стороны от дороги вздымались холмы Аравалли, кое-где мелькали прилепившиеся к склонам древние форты из красного камня, большей частью полуразрушенные. Бывшие когда-то мощными аванпостами, теперь форты стали памятниками благородным раджпутам[3]. Наконец-то я приехал туда, куда хотел, подумал я.

Картуш дал мне очень точные объяснения, как добраться до ашрама. Приехав в Чомон, я сел на еще более древний и разбитый автобус, направляющийся в деревню Самод. Дальше автобусы уже не ходили.

На скалистом холме, возвышающемся над деревней, располагался величественный дворец Равала Самодского. Он имел три этажа и был окружен стеной из красного камня. Позади остались проезжие дороги, электричество, телефоны и прочие приметы цивилизации. Начиналось путешествие пешком сквозь средневековую Индию с обваливающимися руинами, грязными деревеньками, редкими скалами, лачугами с соломенными крышами и маленькими каменными храмами.

В Раджастане цвета и их дерзкие сочетания дразнят чувства и достигают наивысшего уровня эстетики, чем где-либо еще в Индии. Простые деревенские женщины, увешанные серебряными украшениями, носят одежды ослепительного оранжевого, ярко синего, нежнейшего розового, страстного красного и полного жизни зеленого оттенка. Огромные тюрбаны мужчин красного, пурпурного или бордового цветов бывают одноцветными или в горошек и прикрывают от жаркого солнца их сухие темные лица, похожие оттенком на местную землю. Весело раскрашенные земляные домики и красные груды острого перца, разложенные у их стен на просушку, яркими пятнами выделяются на высохшей бесплодной земле.

Тропинка, ведущая к деревне под названием Амлода, была полна нарядно одетыми селянами, идущими в одном направлении. Должно быть, сегодня какой-то праздник, подумал я, или фестиваль, или даже матч по крикету. Я прошел мимо "кхатрий", сооружений, похожих на куполообразные беседки с каменными колоннами, построенных в честь великих воинов и их верных жен, которые кончали жизнь самосожжением на погребальных кострах своих мужей. Чем ближе я подходил к Амлоде, тем гуще становилась толпа.

Небольшой оркестр, музыканты которого были облачены в потрепанную униформу а-ля Армия Спасения, обходил маленькую площадь кругами, играя слащавую маршевую музыку на трубах, тромбонах, кларнетах и маленьких барабанах, — так западное изобретение видоизменилось на индийской почве. Я спросил, где можно найти Хари Пури Баба, и получил совет идти на восток, туда, где собралась большая толпа.

Пробираясь сквозь столпотворение, я огибал музыкантов, танцоров, кукольников, показывающих представления с тряпичными куклами, фокусников и многих других, спрашивая время от времени, как мне найти Хари Пури Баба. Я получал туманные ответы, сопровождаемые кивками направо или налево. "Он где-то там..." Мне уже начало казаться, что никто не знает, где на самом деле можно найти этого человека. Наконец меня направили к жертвенной площадке со священным очагом, где двенадцать жрецов-браминов совершали "хаван", жертвоприношение огню. Дым клубами поднимался над огороженной площадкой, покрытой большой покатой крышей из бамбука и соломы. Один из священников поднял голову и радостно улыбнулся мне. Позже я узнал, что его зовут Пандит Шеш Нараян. Именно он посвящал в баба.