Бином Всевышнего - [11]

Вот вам и парадокс времени - он же смягчающее дядюшкину вину обстоятельство: если бы он не сделал этого, его бы самого в тридцать четвертом уничтожили.

А с другой стороны тоже парадокс. Его и уничтожили в тридцать четвертом, потому что в восемнадцатом он был готов совершить это преступление. Чем это кончилось, вы прекрасно знаете, но были вещи, которые, мне казалось, дядюшка просто присочинил, хотя у меня не было никогда оснований ему не доверять, но он, например, говорил, что от репрессий в лагерях (в случае прихода большевиков к власти)

погибло бы около сорока миллионов человек, он говорил, о том, что в сороковых годах Россия вела большую войну с Германией, потом эта война продолжалась на территории Европы и называлась она второй мировой.

Вставай, страна огромная,

Вставай на смертный бой

С тевтонской силой темною,

С германскою ордой,

писал учитель Рыбинской гимназии Боде в 1916 году. И эта песня была бы актуальной и во вторую мировую, если бы та состоялась.

Можно было бы, конечно, никуда не ездить и все это сочинить, но провидение ведь уже все сочинило, нам остается быть только незримыми свидетелями фильма, показываемого нам самим Небом.

Говорил дядюшка и еще много удивительных вещей. Например, он достал из старомодного портфеля и положил мне на стол описание лагерей смерти на территории Великороссии. Я взглянул на автора этого трактата и его имя мне ничего не сказало - Солженицын (лишь потом я вспомнил, уж больно неординарная фамилия, что мне известны его, впрочем, весьма посредственные работы по истории и филологии - "акватории" Рязанского университета) может быть, вполне достойный человек для своего времени, но мне, сегодняшнему, который занят иными вещами, а именно собой, сочинительством и решением совершенно других задач, все это начинало претить.

Поэтому, я надеюсь, вы не будете очень строго осуждать меня за то, что я, еще не дослушав дядюшку до конца, уже твердо решил, что, конечно, его просьбу я исполню, в другое время поеду, но по возможности постараюсь сделать там все так, чтобы моим близким, моему окружению и, конечно же, моей стране жилось бы столь же прекрасно, как сегодня.

- Между прочим, - напутствовал меня дядюшка, - ты даже не полюбопытствовал, откуда в роду нашем оказалось это бюро. Так вот, я хочу тебе сказать, что построено оно было в России в конце позапрошлого века, по-видимому, в имении твоих предков - Лукиницах, но попало в Россию при весьма странных обстоятельствах. Его привезли из Италии, привезла твоя прабабушка, племянница флибустьера, урожденная Лагорио.

Это бюро сначала плавало на пиратском корабле вместе с ее дядюшкой, а потом в качестве приданого было передано твоему прадеду для того, чтобы он хоть как-то мог адаптироваться на первых порах с итальянской женой.

Это все, как в сказке Андерсена про Стойкого Оловянного Солдатика, которого проглотила рыба, потом рыбу поймали, и он оказался в той же комнате, где жил когда-то раньше.

- Ну вот так-то, малышик, - сказал дядюшка и стал раскланиваться.

Я секунду посидел и подумал над его словами, а потом встал и проводил его до двери, не стал задерживать. Наши с ним разговоры могут продолжаться и день, и ночь, и два дня подряд. Дядюшка превосходный собеседник, но, к сожалению, он не способен изложить откровения, часто его посещающие, на листах бумаги. Если бы пас соединить, из нас получился бы неплохой писатель.

Договорившись встретигься с дядюшкой у него дома, потому что путешествие во времени мне надлежало совершить из его квартиры, а он жил неподалеку, здесь же, на Каменноостровском, я вернулся к своему столу, однако, тотчас же спохватившись, нажал кнопку селектора, позвонил привратнику, чтобы дядюшку усадили в машину - все-таки ему уже лет много.

Дядюшка, хотя ему ехать было всего три минуты до дома, дразнить слишком долгой паузой меня нс стал, а прямо из машины сообщил, что Аляска по его теории истинного времени, оказывается, американцами России возвращена не была. Более того, на ней было в 1964 году землетрясение.

Кирилл Николаевич, вероятно, решил, что для меня как для члена Русского Императорского Географического общества это главный аргумент в пользу того, чтобы я как можно скорее собрался н этот временной вояж.

- И, пожалуйста, без метерлинкщины, - заявил мне дядя на прощание.

ЧАСТЬ II.

НАШЕ ВРЕМЯ

Глава 4

Доктор Сильвано Черви был очень солидным и респектабельным человеком. Он был высокого роста, крепок и широкоплеч, с благородными европейскими, северными чертами лица, седовласый и всегда невероятно спокойный. Когда он степенно 'пел по московским улицам, то многие оглядывались ему вслед просто из любопытства: в России солидность, неторопливость и спокойствие перестали быть нормой бытия, и суетным людям, конечно, интересен был встреченный человек.

Сейчас он с ощущением полно прожитого дня засыпал в своей постели, совершенно позабыв о том наваждении, которое только что испытал и которое успел, не полениишись, зарисовать.

Комната снова погрузилась во мрак, буйство странных мыслей постепенно утихло, и сон безудержный, сон отдохновенный стал постепенно сковывать его огромное тело.