Бином Ньютона, или Красные и Белые. Ленинградская сага - [64]

Ну, вот наконец… Тихо, даже не дав на прощанье гудка, наш поезд плавно тронулся…

По вагону с грацией бегемота трусцой забегал солидный, с двумя подбородками проводник в роскошном черном мундире, похожий на парагвайского адмирала, проверяя, все ли окна в целях светомаскировки плотно зашторены.

Жалко, значит, в окошко не поглядишь.

В полуоткрытую дверь куппэ я мог видеть накрытый белейшей салфеткой столик. на котором стояла нарядная бутылка «Kostenkorva» и, для полировки водочного удовольствия, пара бутылочек пива «Lapin Kulta»… В качестве закуски присутствовали запеченный окорок и восхитительно пахнущие красной рыбкой калекукко.

— Отодвиньтесь, сударь! — пробасил надо мною проводник. В его руках был закрытый судок из вагона-ресторана. Когда судок поставили на столик и открыли крышку, меня чуть не затошнило от голода… Ах, сосиски на гриле! Какой аромат… Да с отварной в молоке картошечкой… Увы. Я чужой на этом празднике жизни.

Отвернувшись лицом к вагонной стене, за которой мерно, усыпляюще грохотали колеса на рельсовых стыках, я невольно стал прислушиваться к разговору в куппэ…

Красивенький, молоденький, чистенький, точно из игрушечного магазина капитан со штабным аксельбантом на груди (тоже капитан! вернее, «тоже капитан»— это как раз я! а ему МОЖНО…) солидно вещал:

— Основной наш план VK1, то есть «Сосредоточение России № 1» был разработан в 1923 году. По данному плану предполагалось нам начать только тогда, когда против русских вели бы боевые действия западные страны на всем протяжении их границ.

— Какие страны? — спросил невидимый мне собеседник.

— Хотелось бы, конечно, чтобы это была Германия! Но возможно, мы начали бы, если в поход выступили бы Польша, Эстония, Латвия, Литва, Румыния, при поддержке Англии и Франции. Правда, в этом случае пришлось бы подождать, пока русские как следует не увязнут в той же Польше… Удар наш предполагался на Севере. Первый фронт должен был действовать севернее Ладоги, чтобы из района Суоярви выйти на линию Тулокса — Сямозеро. Второй фронт — удар из Кухмо на Реболу и далее на Ругозеро, а от Суомоссалми на Вокнаволок, с задачей прорваться в Восточную Карелию и перерезать Кировскую железную дорогу. На Перешейке мы должны были продвинуться вплоть до платформы Лесная…

— Но ведь это же в черте Петрограда?

— А что такое этот Петроград? Исконная финнская земля…

— Вы что, серьезно… так полагаете?! М-да… Ну, ладно. Допустим на секунду, что я тогда полжизни действительно прожил именно что в родной Финляндии! Хотя, если честно, то я, как и наш Барон, этнический швед с Васильевского острова. Какая она мне, страна Суоми, родная… А что, более реального плана — например, отражения русской агрессии, Генштаб, получается… вообще не разрабатывал?

— А зачем?! Во-первых, зачем русским, которые сами в 1918 году предоставили нам полную независимость, хотя наш Сейм просил всего лишь чуть более полной автономии, нас завоевывать? А во-вторых, составление планов войны, исходя из идеи стратегической обороны есть составление плана быстрого и сокрушительного поражения.

— Обоснуйте? — заинтересованно спросил невидимый мне резонер.

— Слушаюсь, господин подполковник! («Ого, целый подпол! — подумал я. — Хорошо, что хоть не генерал.») Тут два аспекта. Первый, стратегический: отдавая инициативу в руки противника, мы вынуждены были бы относительно равномерно распределить свои войска по всем угрожаемым участкам. Напротив, неприятель мог сосредоточить в месте генерального наступления свои войска, создавая кратное превосходство сил и огневых средств, то есть используя эффект «сапожного шила». Ну, шило нажимает не очень-то и сильно, но на очень узком участке… И где будет этот участок, мы не знаем. Во время Великой войны такие прорывы парировались переброской резервов с не атакованных рубежей, но у нас мотомехвойск, по бедности нашей…увы. И второй, психологический: в отличие от русского солдата, коллективиста по натуре, который проявляет свои самые лучшие боевые качества именно в обороне, поддерживая и ободряя своего товарища, наш финский солдат в массе своей редкий индивидуалист. Ему по душе маневренная, гибкая война — налетел, укусил, убежал, попарился в сауне, пообедал, водочки выпил… И снова в бой. К непрерывному же длительному напряжению, например, нахождению под вражеским огнем, наш финский солдат вообще не способен…

— Господин подполковник, разрешите обратиться к господину капитану? — с грохотом распахнув дверь куппэ и по-уставному держа ладонь у виска, вежливо, четко, но очень непреклонно сказал я. «Выгонит? А вот я, Helvetti! — возьму и не уйду! Пока этому лощеному штабному kyrvänimijä кое-что не выскажу!»

— Разумеется, господин капитан, обращайтесь! — сидевший в уголке мягкого дивана мужчина примерно моих лет иронически покачивал носком начищенного сапога, закинув одну ногу на другую и скрестив на своей груди узкие, но сильные аристократические руки.

Мордатенькй, с рыхлым и круглым бабьим лицом, похожим на не пропеченный блин, капитанчик с испугом уставился на меня своими рыбьими глазками.

«Что это он так испугался? — подумал я. — Боится, что я у него сосиску отниму?»