Бином Ньютона, или Красные и Белые. Ленинградская сага - [36]

— А скажите, не бойтесь, товарищ боец… Ведь ваше орудие полностью исправно? — доверительно понизил голос Мехлис.

— Чего мне бояться?! Я японцев не боялся, немцев не боялся, беляков не боялся! Что, сейчас я комиссара испугаюсь? Как так, наше орудие исправно? Да ента сволочь у нас с самого рождения с придурью! Я же её собственными руками собирал, а она меня уже дважды чуть не убила! Исправна она, как же, как же, зараза такая… Исправна. На пару выстрелов.

— А какой важной детали у вас для ремонта нет? — продолжал допытываться комиссар.

— Да у нас ни черта нет! Масла веретенного нет, принадлежностей нет, коллиматора с подсветкой для создания ночной точки наводки нет, бленды на прицел нет…. А деталь…Что деталь? Да и была бы — она как мертвому припарки…Чертовы бракоделы!

— Какие бракоделы, откуда? — деловым тоном, быстро переспросил Петровича комиссар, достав из кармана записную книжку и карандаш.

— Завод «Красный Треугольник»! А деталь — изделие номер 389\47–12, прокладка такая… А вы что же, записываете?

— Конечно. Спасибо, товарищ! Мы обязательно во всём тщательно разберемся и кого надо, строго накажем!

«Пиздец «Красному Треугольнику» — грустно подумалось мне.

— Э-э-э…, — дипломатично подал голос Вершинин. — Товарищ армейский комиссар второго ранга! Мы уже отнеслись… с просьбой… э-э-э… в соответствующие органы…

— НКВД пусть копает по своей части, а мы, Госконтроль,[45] будем по своей! — грозно отрезал комиссар. — И будьте любезны, если дело обстоит именно так, то мало никому не покажется! Хорошо, деталь вам доставят, как бы она не называлась. Причем доставят деталь надлежащего качества! Это, товарищ подполковник, я вам твердо обещаю. ЛИЧНО ОБЕЩАЮ! А вам нечего здесь, в тылу, сидеть! Выдвигайтесь ближе к линии фронта! Вот, учитесь воевать у армейцев… Они тридцатого вечером станцию Оллила по камешку разнесли!

— В котором часу они вели огонь? И каким калибром? — с ядовитейшей вежливостью спросил подполковник.

— Около восемнадцати часов… Мортира, 280-мм…, — уже чуя какой-то подвох, несколько неуверенно ответил комиссар.

— Старший офицер! — при этих словах комиссара аж передернуло. — Подайте журнал боевых действий. Вот… Извольте взглянуть, огневой налет, дистанция 25 850 метров, четыре снаряда… А дальность полета фугасной гранаты у мортиры-с системы Шнейдера будет максимально 7350 метров… Сколько там была дистанция-то?

Комиссар начал стремительно багроветь… Когда его лицо достигло цвета буряка, он выхватил из полевой сумки какие-то удостоверения и стал их с рычанием рвать на куски… Из его изломанных в страшном гневе уст донеслось:

— Всех порву…

Придавив обрывки ногой, он в сердцах сплюнул, помолчал немного…

— Товарищ старшина, как ваша фамилия?

— Так что, Петрович!

— А! А я-то думал, что это отчество? — удивился комиссар.

— Все так думают! — печально пожал плечами Петрович.

— Товарищ Петрович! От имени Военного Совета Фронта награждаю Вас правительственной наградой! — с этими словами комиссар торжественно прикрепил к потертому ватнику старшины новенькую медаль на красной муаровой ленте, заправленной в маленькую квадратную колодку. На медали летели самолеты и полз многобашенный танк…

Так в нашей батарее появился первый награжденный.

Идиллию прервал подъехавший медицинский фургончик, из которого выскочила смертельно уставшая, серая от бессонницы медсестра в грязно-белом халате, заляпанном засохшей кровью:

— Ребята! У вас печка топится? Согрейте моих мальчишек, а то не довезу…

Батарейцы начали осторожно выкладывать из кузова тела в летних гимнастерках, которые были навалены в кузов на манер дров…

— Кто самый тяжелый? — с какой-то непонятной ненавистью в голосе спросил комиссар.

— Вот этот! Травматическая ампутация… Определенно мог бы выжить, да ведь не довезу я его!

— Грузите его в самолет! Летчик, лети прямо в Ленинград, на Комендантский! Скажешь, чтобы немедленно доставили товарища красноармейца в Военно-Медицинскую Академию. Будут волынку тянуть, добавишь, что Я ЛИЧНО приказал. И обязательно исполнение проверю!

— А Вы как же, Лев Захарович? — охнул пилот.

— А что я? У меня ведь все ноги целы… Я с товарищами ранеными красноармейцами останусь!

Когда мы помогали грузить совсем слабо стонущего бойца в кабину, я украдкой спросил у летчика:

— А это вообще кто такой?

— Это Мехлис! Член Военного Совета фронта…

… Не боясь запачкать в крови руки, комиссар Мехлис помогал батарейцам перетаскивать на пушечных чехлах раненых в наши землянки, где стараниями старшины уже гудели докрасна раскаленные железные печки, излаженные нашими умельцами из двухсотлитровых бочек, которые тоже где-то украл (зачеркнуто) достал неутомимый политрук Ройзман. Кстати, жесть на трубы приволок он же, по его словам, эти водосточные трубы все равно до весны никому не пригодились бы!..

Обрадованная медсестра, оказавшаяся военфельдшером второго ранга, с благодарностью принимала любую помощь. Прежде всего, надо было согреть измученных, находящихся в шоке людей, напоить их горячим и по возможности сладким… Тут еще раз добром вспомнилась оборотистость нашего обер-лейтенанта, сменявшего у проезжего интенданта свою любимую колоду карт с фотографиями весьма скромно одетых барышень на целый мешок белейшего кускового сахара.