Бич Нергала - [4]

«Жалкое стадо, — мысленно говорил он им, — трусы и подонки, упустившие верную победу. Грязные мародеры!»

Изредка нечто подобное он произносил вслух. Обращался к кому-нибудь одному, но каждый, кто слышал, принимал это на свой счет. И чернел от бессильной злобы. Но не рисковал даже дерзить — у Конана в нехремской армии сложилась репутация человека, которого лучше не испытывать на выдержку.

Уже в который раз за эту неделю — неделю бесславного бегства — он обошел вереницу телег, сказал раненым несколько ободряющих слов, которые никого не ободрили, пригрозил расправой двум нерадивым поварам, выбил зубы третьему, припрятавшему среди тюков с овсом дюжину серебряных кубков и яшмовое кадило. И уже возвращался в голову обоза, когда с ним поравнялось несколько всадников, они прискакали не по дороге, а по травянистому склону холма, из-под копыт усталых лошадей летели бурые комья.

Он остановился и повернулся к ним, заткнул руки за пояс между тугим кошельком и кривым кинжалом. Холодным взором выхватил командира отряда — стройного, черноволосого, в дорогой кольчужной рубашке поверх пропитанного влагой костюма из коричневого бархата.

Итак, к нему пожаловала сама Зивилла, дама Когира, первая фаворитка Токтыгая. Конан ожидал кого-нибудь из ординарцев Дазаута, однако не удивился — потеряв в Лафатском побоище свою когирскую конницу, без малого тысячу дворянских недорослей и прочего родовитого сброда, она заметно поутратила воинственный пыл и прибилась к штабу. Видимо, красотка вконец допекла молодого полководца, иначе бы он не решился отправить ее с таким рискованным поручением. Должно быть, мечтает, что она заблудится и угодит в плен вместе со своей спесью и невыносимой свитой, подумал киммериец.

В нем клокотало раздражение, и он признался себе, что несправедлив к даме Когира. Она вовсе не спесива, просто горда и знает себе цену. Ее телохранители не лезут за словом в карман, зато и клинком владеют превосходно. Когирская конница дралась геройски и погибла с честью. Проклятый дождь, проклятые телеги, проклятый разгром!

Всадница в коричневом натянула поводья, ее скакун замер в трех шагах от Конана. Свитские окружили его со всех сторон, один из них позволил себе неосторожность — слишком поздно остановил лошадь, и нога в золоченом стремени как бы случайно ударила Конана по бедру.

Широкоплечий варвар не удостоил нахала даже взглядом.

— Солдат, ты из обоза? — надменно спросила Зивилла. — Где твой командир? Валяется на телеге в обнимку с бурдюком вина и пьяной шлюхой? Или украл добычу и переметнулся к врагу — наемники славятся такими подвигами, правда, солдат? Если он все-таки здесь, разыщи его и передай, что госпожа Зивилла приехала издалека и нижайше просит его милость об аудиенции.

Свита дружно расхохоталась. Конан слегка покачнулся от толчка в спину — видимо, дерзкий дворянин, не удовлетворись «нечаянным» пинком, пустил в ход колено.

— Хорошо, ваша светлость, я его разыщу и все передам, — смиренно пообещал киммериец и вышел из круга всадников, неторопливо ступая по мокрой чахлой траве. В глазах Зивиллы появилась растерянность, свитские тоже спохватились не сразу. Молодой телохранитель, досаждавший Конану — барон Ангдольфо, тощий, как жердь, и нарядный, точно стигийский павлин, повернулся к госпоже и озадаченно спросил:

— Разве это не он? Не киммериец?

— Он! — Зивилла скрипнула зубами. — Дикий наемный кабан! Киммерийский ублюдок!

— Вот и мне показалось, что это он, о достойнейшая. — Ангдольфо ухмыльнулся. — Тот самый ублюдок, ради которого мы полдня не слезали с седел. И он еще смеет насмехаться над…

— За ним! — оборвала его Зивилла и дала коню шпоры. — Конан! Эй, Конан!

— О, так вы меня наконец узнали, ваша светлость. — Киммериец обернулся у телеги с плесневеющими ячменными лепешками, провел ладонью по мокрой шее сонного буйвола. — Я весь к вашим услугам. Трезвый и целомудренный.

— Ты ей лучше не дерзи. — Барон Ангдольфо остановил пегую кобылу на сей раз чуть дальше от Конана. — А то, неровен час, этот поганый пейзаж украсится живописной виселицей. У госпожи приказ главнокомандующего — выяснить, почему в назначенный срок обоз не прибыл в Бусару, и привезти виновных в ставку.

— А если не получится — казнить на месте, — сердито добавила Зивилла. И вдруг, окинув киммерийца оценивающим взглядом, смягчила голос: — Показывай свое хозяйство, Конан.

* * *

— Считай себя везунчиком, если попадешь в Зиндан Танцующих, — добродушно говорила Зивилла Конану, прогуливаясь с ним рука об руку вдоль вереницы телег, ее свита мертвым сном спала в походном шатре. Смеркалось, в тучах над окоемом изредка проглядывал чахоточный месяц. Дождь как будто выдыхался, во всяком случае, он сошел на холодную морось. — Добыча брошена, половина людей разбежалась, кони дохнут…

— Люди тоже, — мрачно перебил Конан. — Перемерли почти все тяжелораненые. Копейщики и лучники — те самые, из моего отряда — сбежали, верно. Я выпряг коней, посадил на них возниц, и мы доехали по следам дезертиров до ближайшего селенья. Нашли только трупы жителей и пепелище. Если б не висел на моей шее проклятый обоз, я бы догнал подлецов и живыми закопал в землю. Еще позавчера. Сейчас я очень жалею, что повернул обратно.