Библия Раджниша. Том 2. Книга 1 - [27]

Бимбисара пошел вместе со всеми своими придворными, и он отнесся к Махавире очень уважительно - простая формальность. В Индии даже если к мудрецу приходит царь, он должен коснуться ног мудреца; это просто формальность. И он сказал: «Я пришел ради простого дела. Дай мне твою истину, и что бы ты ни захотел - даже если ты попросишь всю мою империю, -я дам тебе это. В этом заключается вся моя жизненная позиция: все, что я хочу, я должен иметь. Какая будет цена, значения не имеет».

Махавира рассмеялся и сказал: «Вы без нужды пришли в такую даль. В самой вашей столице живет один из моих учеников. У него есть истина; и он очень бедный человек - может быть, он продаст ее вам. Я не готов продавать. И вы должны знать, что я тоже сын царя. Я должен был наследовать царство моего отца; я отрекся от него, чтобы получить истину. Как я теперь стану продавать ее за царство? Даже если вы будете давать мне все царство, стану ли я продавать ее? Я уже отрекся от целого царства, чтобы получить эту истину, и после сорока лет борьбы я нашел ее. Я не могу ее продать».

У Махавиры было, наверное, чувство юмора, полностью отсутствующее у джайнов. Он послал царя к бедному человеку из столицы. Царь никогда не ходил в тот квартал столицы, поскольку там жили самые бедные, очень бедные, фактически отверженные люди. Его золотая карета остановилась перед хижиной бедняка. Бедняк выбежал, и Бимбисара сказал: «Радуйся! Я готов дать тебе все, что захочешь, только отдай мне истину. Твой Учитель Махавира послал меня; я иду от Махавиры».

Бедняк сказал: «Мой учитель, должно быть, подшутил над вами. Возможно, он не хотел задевать вас перед столь многими людьми, вы ведь пришли вместе со всем своим двором, со всеми своими советниками, министрами, генералами. Он не хотел вас обидеть и сказать вам «нет». Вот почему он послал вас ко мне. Если хотите, я могу отдать свою жизнь. Я всего лишь ваш бедный слуга; я убираю ваши улицы. Вы можете потребовать моей жизни, и вот она, готова - отрубите мне голову! Но истина?.. Да, она есть у меня, но само качество истины таково, что она не может быть отдана. Не то чтобы я не хотел бы отдать ее вам; я абсолютно готов к этому».

«Если вы можете взять ее, возьмите. Можете убить меня; если найдете ее у меня внутри, хорошо - я готов. Я буду счастлив, что у меня был шанс послужить вам так интимно, так близко. Но я предупреждаю вас, вы не найдете ее там, потому что истина должна быть подлинно вашей, только тогда она истина. Если она чья-то еще, она уже не истина. Моя истина не может быть вашей. В тот момент, когда я говорю что-то об истине, вы слышите лишь слова - истина остается позади. Истина не может быть втиснута в слова; нет такой возможности».

Слова достигают простых людей, и они верят в то, что эти слова и есть истина, - кто-то верит в слова Иисуса, кто-то верит в слова Будды, кто-то верит в слова Мухаммеда, - но они не истина.

Ни одна книга не содержит в себе истины, ни одно слово не содержит ее.

Но вы испытываете удовлетворение, а когда кто-нибудь тревожит ваше удовлетворенное состояние, вы гневаетесь. И, конечно, большинство людей с вами. Это потрясающе помогает вам - так много людей не могут быть не правы.

Истина же никогда не случается толпам, она случается только индивидуальностям.

Всякий раз, когда является истина, она приходит в вибрации индивидуальности, так что индивидуальность всегда противостоит всей толпе.

В противном случае вы вместе с целой толпой, они ведь все набиты тем же, что и вы. Католики: сколько их - может быть шестьсот миллионов? Ну и вот, у каждого католика есть великое утешение: с ним шестьсот миллионов человек. Шестьсот миллионов человек не могут быть не правы. А против одного человека... естественно, они чувствуют, что этот человек вносит возмущение. Лучше покончить с ним и отправиться спать, вернуться к своим сновидениям.

Это не ново для меня. С самого моего детства я находился в этом самом положении. Мой отец постоянно брал меня с собой, когда отправлялся на какую-нибудь церемонию, на какую-нибудь свадьбу, на какой-нибудь день рождения, повсюду. Он ставил мне условием, чтобы я абсолютно молчал: «В противном случае, пожалуйста, оставайся дома».

Я, бывало, говорил ему: «Но почему? Всем разрешается разговаривать, кроме меня!»

Он говорил: «Ты знаешь, я знаю и все знают, почему тебе не разрешается разговаривать - ты ведь вносишь возмущение».

«Но, - говорил я, - ты обещал мне, что не будешь вмешиваться в то, что касается меня, а я обещал тебе, что буду молчать ».

И много раз случалось так, что он был вынужден вмешиваться. Например, если был кто-то из старших - дальний родственник, но в Индии это не имеет значения, - мой отец касался его ног и говорил: «Коснись его ног и ты».

Я говорил: «Ты вмешиваешься в мои дела, поэтому наше соглашение прекращается. Почему я должен касаться ног этого старика? Если ты хочешь касаться их, касайся их и дважды, и трижды; я не буду в это вмешиваться, но почему я должен касаться его ног? Почему не его головы?»

Это и было достаточным возмущением. Каждый настойчиво объяснял мне, что он старший. Я говорил: «Я видел много пожилых. Как раз перед моим домом живет пожилой слон; я никогда не касаюсь его ног. Этот слон принадлежит священнику; это очень старый слон. Я никогда не касался его ног, а он очень мудрый - я думаю более мудрый, чем этот старик. Просто старые годы не придают ему никаких особенных качеств. Дурак остается дураком - может быть со старостью еще глупее. Идиот, пока стареет, становится еще большим идиотом, ведь вы не можете оставаться теми же самыми, вы должны расти. И идиот, когда он становится дряхлым... тогда его идиотия умножается. И это то самое время, когда он становится очень уважаемым. Я не собираюсь касаться ног этого старика, если мне не будет показано, почему я должен сделать это».