Библиотека плавательного бассейна - [138]

Вряд ли нужно было долго раздумывать, прежде чем последовать за ним, хотя я и дал ему несколько секунд на то, чтобы устроиться и сделать заказ. Я боялся, что он сядет за столик, решив побыть в одиночестве, или присоединится к отцу-дипломату и проказливым, любящим младшим братьям и сестрам. Однако ничуть не бывало: он уселся возле полукруглой мраморной стойки, и я, взгромоздившись на удобный высокий табурет, смог поздороваться с Саймоном — весь в галунах, он то и дело подбрасывал в воздух свой шейкер.

— Что будете пить? — осведомился Саймон. Этот юный ланкаширец очень любил ебать девиц и по идее должен был бы стать профессиональным пианистом. Играл он превосходно, а кроме того, имел длиннющий язык и легко мог облизать себе кончик носа. Мои маленькие слабости были ему известны.

— А он-то что пьет? — спросил я, наблюдая за тем, как в перевернутый конус бокала с шипением льется из шейкера пенистая розовая жидкость.

Саймон поднял брови и страшным шепотом произнес:

— «Кунилингус-сюрприз».

— Гм. Вряд ли этот коктейль мне понравится.

И тут знатный латиноамериканец сказал:

— Он очень вкусный. Советую попробовать. — А потом ослепительно улыбнулся, отчего я почувствовал непривычное возбуждение.

Его губы вновь изогнулись, неожиданно придав бесстрастно красивому лицу оживленное, добродушное выражение. Я понял, что он напоминает мне один из портретов Эхнатона на Чарльзовой стеле — не последний загадочный профиль, а тот, что отражал одну из промежуточных стадий превращения человека в произведение искусства.

Я скептически смотрел, как Саймон отмеряет и наливает в шейкер разнообразные компоненты, европейские и экзотические. Смешивая коктейль, он похотливо, понимающе улыбнулся мне. Мы с мистером Латинская Америка переглянулись, а потом ради приличия оглядели бар с его высоким потолком, скрытыми источниками света, копиями полотен старых мастеров и вульгарно собранными в складки, наполовину опущенными шторами, сквозь которые пробивались лучи заходящего солнца. На другой стороне улицы, в сквере, виднелись стволы высоких деревьев, в чьи кроны я еще недавно так часто вглядывался; и это, конечно, напомнило мне о Филе и о том, что долго засиживаться за бокалом коктейля не следует.

— Совершенно отвратное пойло, — заявил я, выпив глоток. — Если и кунилингус такой же на вкус, то, по-моему, я не зря от него воздерживаюсь.

— Ну как? — спросил мой новый приятель.

Я кивнул так, словно напиток мне понравился.

— Вы живете в этой гостинице?

— Нет… нет, я просто зашел выпить стаканчик. После бассейна.

— О, вы любите плавать. А я плаваю очень плохо. — Я вежливо улыбнулся; возможно, у него на родине, в стране, как я считал, бедной, с патриархальным укладом, было мало плавательных бассейнов. Их было мало даже в Италии: именно поэтому мальчишки, изучавшие английский, целыми часами с наслаждением плескались в воде и нежились под душем. — У вас есть любимая девушка? — спросил он.

— Нет-нет, — сказал я, слегка раздраженный его наивной развязностью. Минуту-другую я не нарушал молчания, хотя и не смог сдержать улыбки, когда Саймон принялся мурлыкать что-то из «Тристана». Я не знал, как поступить. Без сомнения, парень был настоящей находкой. Я повернулся на табурете, и теперь мы сидели раздвинув ноги и соприкасаясь коленями. Он бесцеремонно уставился мне в промежность, а потом перехватил мой пристальный взгляд. Когда он провел пальцами по тыльной стороне моей руки, которую я свесил со стойки, мы вопросительно улыбнулись друг другу.

— Если вы зайдете ко мне в номер, я покажу вам кое-что интересное, — сказал он. — Хотите допить коктейль?

— Гм… нет. — Я принялся шарить в кармане в поисках мелочи, но он решительно остановил меня.

— Номер двести пятый, — коротко сообщил он Саймону.

— Кажется, я неправильно понял название коктейля, — оторопело вымолвил Саймон, когда я следом за покоренным мною — покорившим меня? — мужчиной выходил из бара.

Двести пятый номер оказался небольшим, но роскошным люксом: гостиная с букетом цветов у зеркала, мрачноватая спальня с окном, выходящим во внутренний двор, и освещенная неоновой лампой ванная с гудящим вытяжным вентилятором. Из-за двойных рам с толстыми стеклами со стороны фасада в номере возникало непривычное ощущение, будто находишься где-то в уединенном месте. Я немного побродил по комнатам, а потом Габриель — у него было весьма благозвучное имя — сказал: «Эй, Уилл, смотри», — и резко открыл небольшой чемодан, лежавший на кровати. Чемодан был битком набит порнографией — видеокассетами и журналами, большей частью еще в целлофановых обертках. Он покупал всё без разбору, не останавливаясь перед расходами.

— Ну как, нравится? — спросил он так, словно считал всё это своим личным достижением.

— Вообще-то да… но я думал…

— В моей стране таких вещей, таких непристойных снимков и фильмов, нет.

— Будь это правда, я бы очень удивился. Кстати, что это за страна?

— Аргентина, — сказал он безразличным тоном, явно рассчитывая произвести впечатление. Мне тут же захотелось попросить у него прощения; в то же время я вполне мог бы сурово осудить его за то, что он скупил весь этот хлам. Если и можно было предположить, что после недавней войны у британцев еще оставалось хоть какое-то самоуважение, то оно наверняка было как-то связано с нашими… культурными ценностями? Сверху в чемодане лежал журнал «Латинские любовники», полнейшая безвкусица, запомнившаяся мне еще со школьных времен.