Библиотека Дон Кихота - [3]
Какой выход? Выход один: бежать, бежать из этого жужжащего, навозного ада, бежать, куда глаза глядят. Но задержимся еще на короткое время в доме Дон Кихота, чтобы придать нашему бегству должный импет. Обращает на себя внимание простота (подчас даже убожество) меблировки и утвари подобных жилищ: стол и скамья, редко — шкаф, обычно же сундук для наиболее ценных вещей. Из утвари: котел, печной горшок, сковорода, цепи для подвешивания котелка, вертел, чаша, кубки, ножи, иногда ведро или чан, ступка с пестиком — вот практически и все. Характерная черта быта — плохое освещение, отмеченное не одним хронистом, и отсутствие в большинстве домов очага, обогревающего зимой.
А в качестве звукового сопровождения — непрерывное жужжание мух и насекомых.
Подобный быт — и причина и следствие того, что значительная часть жизни, особенно у мужчин, проходила на улице, в церкви и в других публичных местах.
Под влиянием всех этих обстоятельств и зрела, наверное, в голове бедного дона Алонсо мысль о большой дороге, о странствующем рыцарстве и о безграничной свободе, не стесненной рамками убогого жилища. Можно сказать, что определенным образом подобранные книги просто, как зерна сеятеля, легли в благодатную почву бытовых неурядиц и дали свои всходы.
Из книги профессора Хуана Риверте
«Частная жизнь Дон Кихота, или „привычка к тесноте“».
Пролог
«Никогда не спрашивай, как пройти,
у того, кто знает дорогу,
ибо ты лишаешь себя возможности затеряться».
Рави Наман де Браслав
— Смотри! Смотри! Быстрей! Сюда!
— Ага! Здорово!
— Эх, пролетели. Ты всего не видел!
— А смотри отсюда какой вид!
— Потрясающе!
— И заметь — ни души!
— Как во сне.
— Глазам своим не верю. Разве такое бывает?
Автобус летел по направлению к Сьерра-Невада. И благословенная земля мавров устроила беззастенчивый стриптиз, демонстрируя в оконном стекле всю свою неприкрытую красоту. Красоту и энергию, подобную сильному сексуальному влечению. Туристы прильнули к стеклу, как к глазку ярмарочного аттракциона под названием peepshow: какое ещё покрывало сбросит пышнотелая красавица. Горы, долины, — бесподобная Андалусия бесстыдно и нагло всё раздевалась и раздевалась, не желая щадить тех, кто подглядывал сейчас за нею через толстое оконное стекло туристического автобуса. Кондиционер гнал приятную прохладу морского бриза, и жара, казалось, только ещё пуще злилась от этого. В припадке бешенства в час сиесты она загнала всё живое в тень.
Neoplan несся по раскалённому асфальту, и колеса исчезли, расплылись в мареве, исходящем от шоссе. Тяжелая груда металла не ехала, а плыла на воздушной подушке. И всё это напоминало волшебство, чудо, сцену из рыцарского романа. Так, наверное, волшебник Фрестон, выкравший библиотеку Дон Кихота, удирал на облаке от своего опасного преследователя.
Для полноты картины не хватало лишь ветряных мельниц. И они появились. Ветряки выросли, словно грибы после дождя. Выросли в таком количестве, что, казалось, в этом бурном росте нашла своё отражение беззлобная ирония неведомого арабского автора. Высокие конструкции на длинной, похожей на ногу цапли, опоре весело вращали большими лопастями, напоминающими пропеллер самолёта. Казалось, что целая колония механических птиц разом опустилась на землю и заполнила собой всё до горизонта.
— Это ветряки, — пояснила экскурсовод. Так здесь добывают электричество. Тут постоянно дуют ветра — всем от этого одна сплошная польза.
— И сеньору Кихано тоже? — не выдержал и поинтересовался московский профессор лет пятидесяти, который сумел-таки выбраться на родину Сервантеса.
— Простите, кто? — переспросила экскурсовод.
— Понятно, — буркнул интеллектуал, случайно затесавшийся в эту толпу обеспеченных русских туристов.
Шутка, что называется, не прошла, и все продолжили тупо смотреть на разворачивающийся лунный пейзаж за окном. Шок от увиденного стал проходить.
— Херня какая-то, эта Испания, — громко шепнул на ухо своей соседке крупный мужчина с лицом деревянной фигуры, вырезанной одним ударом топора студентами стройотрядовцами для детской площадки. — То ли дело на Тайване. Там хоть крокодиловые фермы показывали. Крокодила ели… Вкусно…
От ветряков по салону автобуса заходили тени, словно где-то, совсем рядом, пролетела стая птиц, удивляясь попутно тому, как этот неуклюжий земной механизм смог залететь так высоко…
— Да что вы говорите? Крокодила, настоящего крокодила ели?
— Ага.
— Ну и как он на вкус?
— Кто?
— Да крокодил?
— Ничего. Мягкий.
И тут профессор, немало раздражённый болтовней гурмана, увидел, наконец, то, что давно уже должно было произойти.
Вдали на холме появилась парочка. Это были: всадник с копьём на непомерно тощей кляче и толстяк верхом на осле.
Профессор оглянулся, чтобы привлечь хоть чьё-то внимание и совершил роковую ошибку. Он встретился взглядом с верзилой, который сожрал где-то на Тайване бедную рептилию. В ответ ветряки заработали с удвоенной энергией, словно стараясь сдуть случайно соткавшееся из раскалённого воздуха видение.
Парочка исчезла. Исчезла, как казалось тогда, навсегда.
Профессор тёр глаза. Ветряки вращали лопастями. Neoplan летел по дороге. Здоровяк вдавался в подробности о том, каков он, аллигатор, на вкус и как его готовить следует. Соседка записывала рецепт. Всё только начиналось…
Главная черта литературно-художественного процесса – постоянное взаимодействие разных направлений мировой культуры и влияние их друг на друга. Чем похожи «Властелин Колец» и «Война и мир»? Как повлиял рыцарский роман и античная литература на Александра Сергеевича Пушкина? Что общего у Достоевского, Шиллера и Канта? На эти и другие вопросы отвечает легендарный преподаватель – профессор Евгений Жаринов. Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им.
Как чума повлияла на мировую литературу? Почему «Изгнание из рая» стало одним из основополагающих сюжетов в культуре возрождения? «Я знаю всё, но только не себя»,□– что означает эта фраза великого поэта-вора Франсуа Вийона? Почему «Дон Кихот» – это не просто пародия на рыцарский роман? Ответы на эти и другие вопросы вы узнаете в новой книге профессора Евгения Жаринова, посвященной истории литературы от самого расцвета эпохи Возрождения до середины XX века. Книга адресована филологам и студентам гуманитарных вузов, а также всем, кто интересуется литературой. Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им.
Просмотр сериалов – на первый взгляд несерьезное времяпрепровождение, ставшее, по сути, частью жизни современного человека.«Высокое» и «низкое» в искусстве всегда соседствуют друг с другом. Так и современный сериал – ему предшествует великое авторское кино, несущее в себе традиции классической живописи, литературы, театра и музыки. «Твин Пикс» и «Игра престолов», «Во все тяжкие» и «Карточный домик», «Клан Сопрано» и «Лиллехаммер» – по мнению профессора Евгения Жаринова, эти и многие другие работы действительно стоят того, что потратить на них свой досуг.
Как барокко может быть безобразным? Мы помним прекрасную музыку Вивальди и Баха. Разве она безобразна? А дворцы Растрелли? Какое же в них можно найти безобразие? А скульптуры Бернини? А картины Караваджо, величайшего итальянского художника эпохи барокко? Картины Рубенса, которые считаются одними из самых дорогих в истории живописи? Разве они безобразны? Так было не всегда. Еще меньше ста лет назад само понятие «барокко» было даже не стилем, а всего лишь пренебрежительной оценкой и показателем дурновкусия – отрицательной кличкой «непонятного» искусства. О том, как безобразное стало прекрасным, как развивался стиль барокко и какое влияние он оказал на мировое искусство, и расскажет новая книга Евгения Викторовича Жаринова, открывающая цикл подробных исследований разных эпох и стилей.
Как чума повлияла на мировую литературу? Почему «Изгнание из рая» стало одним из основополагающих сюжетов в культуре Возрождения? Чем похожи «Властелин Колец» и «Война и мир»? Как повлиял рыцарский роман и античная литература на Александра Сергеевича Пушкина? Почему «Дон Кихот» – это не просто пародия на рыцарский роман? Ответы на эти и другие вопросы вы узнаете, прочитав книгу профессора Евгения Жаринова, посвященную истории культуры и литературы, а также тонкостям создания всемирно известных шедевров.
У каждой эпохи есть и обратная, неприглядная сторона. Просвещение закончилось кровавой диктатурой якобинцев и взбесившейся гильотиной. Эротомания превратилась в достоинство и знаменитые эротоманы, такие, как Казанова, пользовались всеевропейской славой. Немодно было рожать детей, и их отправляли в сиротские приюты, где позволяли спокойно умереть. Жан-Жак Руссо всех своих законных детей отправлял в приют, но при этом написал роман «Эмиль», который поднимает важные проблемы свободного, гармоничного воспитания человека в эпоху века Разума.
«Антология самиздата» открывает перед читателями ту часть нашего прошлого, которая никогда не была достоянием официальной истории. Тем не менее, в среде неофициальной культуры, порождением которой был Самиздат, выкристаллизовались идеи, оказавшие колоссальное влияние на ход истории, прежде всего, советской и постсоветской. Молодому поколению почти не известно происхождение современных идеологий и современной политической системы России. «Антология самиздата» позволяет в значительной мере заполнить этот пробел. В «Антологии» собраны наиболее представительные произведения, ходившие в Самиздате в 50 — 80-е годы, повлиявшие на умонастроения советской интеллигенции.
В новой книге известного режиссера Игоря Талалаевского три невероятные женщины "времен минувших" – Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик – переворачивают наши представления о границах дозволенного. Страсть и бунт взыскующего женского эго! Как духи спиритического сеанса три фурии восстают в дневниках и письмах, мемуарах современников, вовлекая нас в извечную борьбу Эроса и Танатоса. Среди героев романов – Ницше, Рильке, Фрейд, Бальмонт, Белый, Брюсов, Ходасевич, Маяковский, Шкловский, Арагон и множество других знаковых фигур XIX–XX веков, волею судеб попавших в сети их магического влияния.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...
1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.
Самобытный, ироничный и до слез смешной сборник рассказывает истории из жизни самой обычной героини наших дней. Робкая и смышленая Танюша, юная и наивная Танечка, взрослая, но все еще познающая действительность Татьяна и непосредственная, любопытная Таня попадают в комичные переделки. Они успешно выпутываются из неурядиц и казусов (иногда – с большим трудом), пробуют новое и совсем не боятся быть «ненормальными». Мир – такой непостоянный, и все в нем меняется стремительно, но Таня уверена в одном: быть смешной – не стыдно.
Роман о небольшом издательстве. О его редакторах. Об авторах, молодых начинающих, жаждущих напечататься, и маститых, самодовольных, избалованных. О главном редакторе, воюющем с блатным графоманом. О противоречивом писательско-издательском мире. Где, казалось, на безобидный характер всех отношений, случаются трагедии… Журнал «Волга» (2021 год)