Библиотечный детектив - [10]

– Ладно, ладно, смейся сколько угодно. Ты мне опять позарез нужна, только совсем по другому поводу. Ты Андрея Мишина знаешь?

– Конечно, я тут всех знаю. Способный мальчик, Инна Яковлевна говорит, что у него большое будущее.

– А кто такая Инна Яковлевна?

– Это его педагог по специальности, очень известный, между прочим.

– Первый раз от тебя слышу, ты же знаешь, музыка – это не мой фасон и не мой размер. Как ты считаешь, мог бы Андрей поделиться с ней чем-то очень личным?

– Она с ним музыкой занимается, а не психоанализом.

– Юля, подумай, это очень важно, у Андрюши в школе есть друзья?

– Приятели, конечно, есть, но вообще-то, он очень замкнутый мальчик, а сейчас особенно.

– Ясно, – разочарованно сказала Анна Эразмовна. – Ладно, Юлечка, не буду больше тебя задерживать,

– Постойте, постойте, может вам будет интересно, Андрею очень нравится одна девочка, Рита Виноградова. Я их вместе часто вижу.

– Мне не просто интересно. Мне очень интересно. Юля, я должна с этой Ритой поговорить. Только так, чтобы нас Андрей не увидел.

Дверь приоткрылась, и в щелку просунулась совершенно мокрая от пота голова рыжего пацаненка, замурзанная мордашка горела огнем.

– Вы чего к нам не идете, Юля Аркадьевна?

– Сейчас иду. Эдик, позови Виноградову из класса Инны Яковлевны. Все, Анна Эразмовна, я бегу, только вы мне так ничего и не рассказали.

– Пока-пока, Юлик, все узнаешь, куда я денусь с подводной лодки.

Прозвенел звонок на урок, и Анна Эразмовна вышла из класса. По коридору, перебирая ножками невероятной стройности и длины, к ней приближалось мимолетное виденье, она же ангел чистой красоты, она же четырнадцатилетняя одесситка, рядом с которой все забугорные топ-модели были просто мокрыми курицами.

– Ты Рита?

– Да, я, а где Юлия Аркадьевна?

– Риточка, это она мне посоветовала с тобой поговорить, у меня к тебе очень важное дело, -сказала Анна Эразмовна и сразу вспомнила, что почти теми же словами начинала такой неудачный разговор с Олегом и Андреем.

– Извините, но у меня сейчас урок. Я пойду.

– Рита, я насчет Андрея.

Мгновенная метаморфоза произошла на глазах у Анны Эразмовны: взрослая красавица превратилась в испуганного, неуверенного подростка.

– Рита, пойдем на бульвар, там будет удобнее.

Без единого слова Рита пошла за ней. Музыка, то веселая, то печальная, сопровождала их до выхода из школы, улица встретила шумом моторов и скрипом тормозов.

Бульвар был в двух шагах. Они обогнули памятник потемкинцам (в Одессе его называют «Копейку нашел», хотите знать почему, приезжайте и посмотрите) и подошли к Дюку. Повертев головой, Анна Эразмовна увидела слева свободную скамейку и пошла туда. Рита покорно следовала за ней.

Молоденькие мамаши гуляли с младенцами, бабушки смотрели за детками постарше, почти на каждой скамейке заседали члены клyбa «Кому за…». Анна Эразмовна все не начинала разговор, и не потому, что была такая умная и ждала, чтобы клиент созрел, а потому что была такая дурная и не могла найти нужных слов.

Начала Рита:

– Вы откуда Андрея знаете?

Анна Эразмовна тяжело вздохнула и не спеша, по порядку, рассказала, кто она, откуда знает Андрея, как ей жалко его маму и как она волнуется и за него, и за Верочку, и за Елизавету Степановну.

– Я не знаю, как ты к Андрюше относишься… – сказала Анна Эразмовна и запнулась.

Возраст от тринадцати до семнадцати – самый смутный, самый опасный в жизни человека. Можно только догадываться, что происходит с детьми, которые уже не дети и еще не взрослые, какие страсти бушуют в сердцах, какие тревоги гнетут душу, какие глупости лезут в голову. В одном дворе с Анной Эразмовной жила ее однокурсница. В семнадцать лет ее сын, домашний, благополучный мальчик, повесился в коридоре собственной квартиры, так никто и никогда не узнал почему. Анну Эразмовну особенно поражало то обстоятельство, что ребенок много лет увлекался авиамоделированием, ходил в кружок при Станции юных техников. Ей казалось, что такие дети не вешаются. А вот, однако же…

Две женщины, одна современного бальзаковского возраста (классический бальзаковский возраст – тридцать лет), другая, по современным же меркам, вполне взрослая (в двадцать лет ты уже старая дева), сидели в Одессе, на бульваре, слева от Дюка, если смотреть из города, и справа, если смотреть с Потемкинской лестницы, на скамейке с видом не на море, а на зубную поликлинику и молчали.

– Я его люблю, и он меня любит, – прошептала, наконец, Рита.

Очень хотелось Анне Эразмовне взглянуть ей в лицо, такое юное и прекрасное, но она постеснялась.

После этих слов дело пошло веселее, все-все рассказала Рита Анне Эразмовне. Ребенок очень нуждался в носовом платке, и в каком-нибудь романе героиня вытащила бы его, белоснежный и надушенный, из сумочки, но не только платка, но и сумочки не было у Анны Эразмовны.

Был полиэтиленовый кулек, в котором лежали еще три, разных размеров, на случай базара, а с носовым платочком была напряженка.

Ужасные вещи рассказала Ритуля. Андрей безумно ревновал мать и ненавидел Георгия. Он и бабушку ненавидел, считал, что, если бы не она, родители были бы вместе, и никакой Георгий вообще бы не появился. Когда мать гуляла с Жорой, он следил за ними, провожал до его дома (часто вместе с Ритой), стоял на улице и ждал, пока Люба выйдет.