Библиотечка журнала «Советская милиция» 2(26), 1984 - [2]

— Ловко вы без скребка управляетесь.

— Практика, — довольно хмыкнул Арсентий Фомич. — Пока снег не утоптан, его одной лопатой снять легко.

Сурин посмотрел на засыпанный снегом автофургон и покачал головой.

— Не к месту приткнулся. Придется наказывать. Сейчас я его покличу.

Он неуклюже полез через сугроб, оставляя в снегу глубокие следы, подошел к машине, стряхнул снег с номерного знака, поднялся на подножку и через стекло заглянул внутрь. Что-то, видимо, он там не разглядел, потому что быстро обежал вокруг машины и заглянул в другое окно.

— Сейчас гуданет на всю Ивановскую, — засмеялся Арсентий Фомич.

Но сигналить Сурин не стал. Он вынырнул из-за машины и крикнул:

— Вы, товарищи, стойте здесь и никого к автомобилю не подпускайте! Слышите, ни единого человека! Минут десять подежурьте, а я сейчас же вернусь, Я вернусь минут через десять, но до меня, чтобы ни души тут не было!

НА РАБОТУ Садовников любил ходить пешком. Ровно тридцать пять минут требовалось ему, чтобы добраться от дома до горотдела. Это были, пожалуй, единственные спокойные минуты из всего напряженного и богатого событиями его рабочего дня. Алексей очень ценил свою утреннюю прогулку и пренебрегал ею только в случае самой крайней необходимости. Друзья посмеивались над ним и называли Афанасием Никитиным. Он отшучивался, говоря, что таким образом вносит свой вклад в улучшение транспортного обслуживания населения.

Добравшись до горотдела, Садовников шумно отряхнул снег на крыльце и заглянул в комнату дежурного, узнал, нет ли каких новостей. Дежурный в ответ лишь молча пожал плечами. Алексей понимающе хмыкнул и поднялся к себе.

Сегодня ему предстоял скучный день. Садовников дал себе слово, что нынче, в четвертый день нового года он обязательно разберется во всех накопившихся делах. Алексей вытащил из сейфа папки, разложил их на столе и искренне пожалел самого себя. К бумагам Алексей относился плохо. Свою работу старший оперуполномоченный уголовного розыска Садовников любил за то, что она постоянно требовала живого и непосредственного общения с людьми, требовала выдержки, изобретательности, напряжения, умения принимать мгновенные и точные решения в любой обстановке. Бумаги же, по его глубокому убеждению, требовали хорошего почерка. Садовников им не обладал со школьных лет и поэтому машинистки мрачнели, принимая его материалы.

Алексей вздохнул и обреченно сел к столу. «Закончу сегодня и буду свободен», — подумал он, вытягивая из груды первую папку. Но тут раздался телефонный звонок. Вызывал к себе начальник уголовного розыска. Садовников быстро захлопнул папку и вышел в коридор.

Подполковник Малов стоял в кабинете в шинели. Видимо, он только что вошел и еще не успел раздеться.

— Вот что, Алеша, — сказал он поздоровавшись. — Звонил инспектор Сурин. На Старой Канаве обнаружен брошенный почтовый фургон, а в кабине вроде бы убитая женщина. Бери группу и выезжай. Я сейчас позвоню в прокуратуру и тотчас буду…

Дежурный газик уже стоял у подъезда, пофыркивая голубым дымком. На заднем сиденье рядом с фотографом и кинологом расположился эксперт-криминалист Михаил Родионович Мураш. В дубленке, меховой шапке и модных очках он мало походил на работника милиции. Но внешний вид Мураша был обманчив. Он считался не только в городе, но и в области одним из самых опытных криминалистов.

Когда газик проскочил центральную улицу, вслед за ним пристроилась машина, в которой ехали следователь прокуратуры Веретенников, врач и Малов. Выехали на Староканавскую, шофер присвистнул. На ее проезжей части снег лежал нетронутый.

— Хорошо бы нам маленький вездеходик иметь, — пробормотал Мураш.

— Ничего, прорвемся, — ответил Садовников.

Газик, натруженно завывая двигателем, пробился почти к самому фургону, у которого стоял инспектор Сурин.

Садовников подошел у фургону и открыл дверцу кабины. Внизу под сиденьем рядом с местом водителя в неестественной позе лежала молодая женщина. На голове ее зияла рана, лицо было залито кровью. Мураш быстро осмотрел убитую и попросил вызвать машину чтобы отправить труп в морг. Потом они с фотографом занялись кабиной. Кинолог оказался не у дел. Почтовый фургон был, видимо, оставлен с вечера, а за ночь навалило столько снегу, что собака проваливалась в нем по самую морду, беспомощно барахталась в сугробе и след, конечно, взять не могла. Пока осматривали кабину, Сурин рассказал Садовникову все, что знал сам. Подошел Мураш, отряхивая снег с дубленки, сказал:

— Пойдемте, посмотрим кузов.

Они открыли заднюю дверь. Садовников поднялся наверх и остановился. Почти у самого входа на груде бандеролей лежал молодой мужчина, опутанный веревками, голова его была прострелена.

— Алексей Вячеславович, — позвал Мураш. — Смотрите. — Он показал на убитого. На кисти левой его руки было отчетливо написано шариковой ручкой: «КОТ-127».

— Забавно, — сказал Алексей.

— Да, редкое факсимиле — согласился Мураш.

— Может быть, он и паспорт нам свой оставил для полного удовольствия? — пробормотал Садовников, осматривая внутренние стенки фургона.

— Не думаю. Но кое-что здесь еще есть. Обратите внимание на веревку, которой связан убитый. — Мураш чуть приподнял ее пальцем. — Видите, как слабо она натянута и как ровно. Создается впечатление, что человека не связывали, а он сам как бы вращался вокруг своей оси, наматывая веревку.