Библейский культурно-исторический комментарий. Часть II. Новый Завет - [351]

Некоторые ранние комментаторы думали, что Павел в этом разделе отвечает своим оппонентам, но это не так (хотя в условиях преследования *церкви в Фесса-лонике нельзя исключить, что он ожидает услышать обычные обвинения, которые предъявлялись ему в его отсутствие). Странствующих философов часто критиковали, и на этой почве возникали традиционные споры по поводу их самозащиты. Эти темы рассматривает здесь и Павел. Как отмечает Малхерб, Ди’он Хризостом — оратор, который принадлежал к более позднему поколению, чем Павел, обвинял большинство *киников (странствующих нищих философов) в заблуждениях, нечистоте и обмане (2:3), лести (2:5) и корысти (2:5). Тот же Ди’он Хризостом отмечал, что истинный философ должен быть нежным, как нянька («кормилица», 2:7).

2:1,2. Ди’он Хризостом критиковал лжефи-лософов, которые боялись быть отвергнутыми массами, и описывал их речь как тщетную. Он считал, что истинные философы должны говорить смело и открыто, даже перед лицом противостояния. Павел и его спутники подверглись поруганию в Филиппах, куда они прибыли перед тем, как отправиться в Фессалонику; были «поруганы» — т. е. с ними обращались безобразно, унижали, раздели и публично били, не выслушав никого из них (Деян. 16:22,23).

2:3. Лжефилософов обвиняли в заблуждениях, нечистоте и обмане. (Под словом «нечистота» здесь, вероятно, имеется в виду неумение пользоваться разумом для очищения ума от рабской привязанности и склонности к человеческим порокам. В 4:7 это относится к сексуальному разврату, но здесь, по-видимому, речь об этом не идет.

Учитывая жалобы по поводу иудаизма и восточных культов, где женщин пытались отстранить от религии их мужей, вполне возможно, что обвинения в сексуальной нечистоте могли быть выдвинуты против покровителей египетских, иудейских и христианских религиозных сообществ в Фессалонике; ср.: Деян. 17:4. Но обычное философское звучание этого термина более вероятно и требует меньших измышлений.) Религиозных и философских шарлатанов было много в древнем Средиземноморье, и истинные философы вынуждены были открещиваться от них, отрицая эти обвинения.

2:4. Этот стиль («не… но») использовался для усиления и выделения определенных моментов, независимо от того, выдвигались или нет подобного рода обвинения против Павла и его помощников. Восхваление Бога, а не человека было одним из ключевых моментов этики евреев *диаспоры. Божественный авторитет и вдохновение были истинными признаками отсутствия шарлатанства, хотя не каждому, кто претендовал на божественное озарение, можно было доверять.

2:5. Несмотря на вселяющее бодрость вступление (1:2—10), Павел не прибегает к лести. Лжефилософы часто использовали лесть, которая помогала им заработать больше денег; политики-демагоги аналогичным образом льстили массам, чтобы стать «всем для всех» (ср. коммент. к 1 Кор. 9:19–23). Но большинство философов и моралистов жаловались, что лесть не приносит им пользы; конечно, можно говорить в мягкой манере, но истинный учитель должен смело обличать и исправлять заблуждающихся. Презрение к лести — одна из самых характерных особенностей древней нравственной литературы (ср. также: Прит. 28:23; 29:5). 2:6. Мудрецы претендовали на право руководить всем в силу своей мудрости. К поискам почестей для себя относились весьма негативно.

2:7. Хотя следовало избегать лести, Ди’он Хризостом и другие презирали вульгарных *киников, которые просто проклинали тех, у кого они просили милостыню; необходимо сочетать хвалу и обличение, чтобы послание для слушателей звучало приемлемо и вызывало их ответную реакцию. (Среди дошедших до нас посланий Павла есть неполные «обличительные письма», которые в древней *риторике являют собой пример самой жесткой формы обвинения.)

В состоятельных римских семьях и реже в семьях со средним достатком были кормилицы (няньки) для малых детей — из рабынь или свободных. В идеале, эти кормилицы были достаточно образованы, чтобы учить и воспитывать малых детей; но самой важной их отличительной чертой было ласковое, нежно обращение со своими подопечными. Дети обычно очень любили своих нянек и нередко, став взрослыми, освобождали их, если они были рабами. Жестокие *киники критиковали тех, кто проявлял мягкотелость; другие же, например Ди’он Хризостом, настаивали на необходимости воспитывать такую мягкость характера.

Многие моралисты, например Плутарх, рекомендовали матерям самим лелеять своих детей, а не поручать их воспитание служанкам, как это было принято в тот период у обеспеченных людей, тогда как большинство не могли себе этого позволить и сами воспитывали своих детей. Этот образ в целом был образом матери-кормилицы, хотя все читатели Павла, несомненно, знали и о наемных кормилицах. Независимо от того, шла ли речь о матерях или о наемных кормилицах, главная мысль, которую подчеркивает здесь Павел — нежное обращение, мягкость. В восточном Средиземноморье, где няньки были редкостью, к матерям были привязаны и любили их больше, чем отцов (см.: *4 Мак. 15:4), хотя в римской культуре часто подчеркивалась строгость, даже суровость матерей.