Библейские фразеологизмы в русской и европейской культуре - [55]
Метафорическое использование образов этого видения («шестикрылый серафим», «угль, пылающий огнём», «Бога глас»), насыщенность «Пророка» старославянизмами придают произведению суровое, трагическое звучание.
Многие библейские образы и фразеологические обороты оригинально обыгрываются в произведениях Пушкина, органично вплетаясь в ткань художественного текста. Например:
«Евгений Онегин»
В 1830 г. в Болдине Пушкин создаёт несколько небольших драматических произведений, названных им «Маленькими трагедиями». В основе их сюжетных коллизий лежат самые низменные человеческие страсти и тяжелейшие грехи, известные как семь смертных грехов. Это скупость, гордость, гнев, уныние («Скупой рыцарь»); зависть, гордость («Моцарт и Сальери»); блуд («Каменный гость»); объедение, блуд («Пир во время чумы»). Кроме того, «Пир во время чумы» перекликается и по содержанию, и по названию с семантикой библейского изречения Валтасаров пир – ‘веселье, легкомысленные развлечения во время какого-либо бедствия’.
Такие художественные приёмы, как сравнение и гипербола, связанные с образом всемирного потопа, можно отметить в следующем отрывке из «Скупого рыцаря»:
Ярко, изобретательно, нестандартно использует Пушкин библейские сюжеты, образы и фразеологизмы в таких стихотворениях, как «От всенощной вечор идя домой…», «Десятая заповедь» (1821), «Подражание итальянскому» («Как с древа сорвался предатель-ученик…») (1836) и многие другие.
Важную роль играет Библия и в повседневной жизни поэта, о чём свидетельствуют его письма, в которых часто встречаются и строки из молитв, и изречения, связанные с библейскими сюжетами, и известные библейские фразеологические обороты. Например: «Ты все тот же – талант прекрасный и ленивый. Долго ли тебе шалить, долго ли тебе разменивать свой гений на серебряные четвертаки. Напиши поэму славную…напиши своего “Монаха”. Поэзия мрачная, богатырская, сильная, байроническая – твой истинный удел – умертви в себе ветхого человека — не убивай вдохновенного поэта» (из письма А.А. Дельвигу 23 марта 1821 г. Из Кишинёва в Петербург). Ветхий человек (или ветхий Адам) — ‘грешный человек’. В данном случае можно отметить ещё одно, контекстуальное значение этого фразеологизма – ‘заурядный человек’. При этом возникает контекстуальная антонимия: ветхий человек – вдохновенный поэт.
«Я жду “Полярной звезды” в надежде видеть тебя распечатного…Печатай скорее; не ради славы прошу, а ради Мамона» (из письма П.А. Вяземскому 20 декабря 1823 г. Из Одессы в Москву). Ради Мамона — ‘ради денег, заработка’. Ср.: Не можете служить Богу и мамоне (Мат. 6:24).
«Боюсь ужасно для тебя семейственных сцен. Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его!» (из письма Н.Н. Пушкиной 28 апреля 1834 г. Из Петербурга в Москву). Эта молитва обычно произносится, чтобы отвратить чей-то гнев, избежать ссоры.
Мягкий юмор, тонкая ирония и злой сарказм, присущие Пушкину в равной мере, нередко возникают и благодаря использованию библеизмов, которые вплетаются в семантически и / или стилистически контрастные тексты. Например: «Дважды порывался я к Вам, но карантины опять отбрасывали меня на мой несносный островок, откуда простираю к Вам руки и вопию гласом велиим. Пошлите мне слово живое, ради Бога» (из письма М.П. Погодину, начало ноября 1830 г. Из Болдина в Москву).
«Пожалуйста, не сердись на меня за то, что я медлю к тебе явиться. Право, душа просит, да мошна не велит. Я работаю до низложения риз. Держу корректуру двух томов вдруг, пишу примечания, закладываю деревни – Льва Сергеевича выпроваживаю в Грузию» (из письма Н.Н. Пушкиной ~26 июля 1834 г. Из Петербурга в Полотняный завод). До низложения риз — ‘до полного изнеможения’ (ср.: до положения риз — ‘до крайней степени, в высшей степени; до конца’).
А.С. Пушкин весьма вольно обращался как с библейскими образами и сюжетами, так и с библейскими изречениями, подвергая общепринятые канонические обороты всевозможным трансформациям. Можно, например, отметить создание индивидуально-авторских оборотов, образованных на основе общеизвестных библейских изречений с использованием их структуры и определённой части или отдельных компонентов: «Но какова наша цензура? Признаюсь, никак не ожидал от неё таких больших успехов в эстетике… конечно, иные скажут, что эстетика не её дело, что она должна воздавать Кесареве Кесарю, а Гнедичеве Гнедичу, но мало ли что говорят?» (из письма Н.И. Гнедичу 27 июня 1822 г. Из Кишинева в Петербург). Ср. со словами Иисуса из притчи о динарии Кесаря: «Итак, отдавайте Кесарево Кесареви, а Божие Богови» (Мат. 22:21).
«А знаешь ли, что такое Чацкий? Пылкий, благородный и добрый малый, проведший несколько времени с очень умным человеком (именно с Грибоедовым) и напитавшийся его мыслями, остротами и сатирическими замечаниями. Всё, что говорит он, очень умно. Но кому говорит он всё это? Фамусову? Скалозубу? На бале московским бабушкам? Молчалину? Это непростительно. Первый признак умного человека – с первого взгляда узнать, с кем имеешь дело, и
Единственным источником знаний о личности апостола Павла являются Послания, адресованные различным христианским общинам, им основанным. Хотя атрибуция большинства их в настоящее время не связывается с именем апостола, тем не менее, о шести из них можно говорить в качестве достоверных. Основной мотивацией предлагаемой книги послужила попытка понять личные психологические обстоятельства, определявшие двигавшие Павлом устремления. Единственными материалами, на основе которых можно бы было попытаться это сделать, являются достоверные Послания.
Книга посвящена исследованию вопроса о корнях «сергианства» в русской церковной традиции. Автор рассматривает его на фоне биографии Патриарха Московского и всея Руси Сергия (Страгородского; 1943–1944) — одного из самых ярких и противоречивых иерархов XX столетия. При этом предлагаемая вниманию читателей книга — не биография Патриарха Сергия. С. Л. Фирсов обращается к основным вехам жизни Патриарха лишь для объяснения феномена «сергианства», понимаемого им как «новое издание» старой болезни — своего рода извращенный атеизмом «византийский грех», стремление Православной Церкви найти себе место в политической структуре государства и, одновременно, стремление государства оказывать влияние на ход внутрицерковных дел. Книга адресована всем, кто интересуется историей Русской Православной Церкви, вопросами взаимоотношений Церкви и государства.
Монография протоиерея Георгия Митрофанова, известного историка, доктора богословия, кандидата философских наук, заведующего кафедрой церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии, написана на основе кандидатской диссертации автора «Творчество Е. Н. Трубецкого как опыт философского обоснования религиозного мировоззрения» (2008) и посвящена творчеству в области религиозной философии выдающегося отечественного мыслителя князя Евгения Николаевича Трубецкого (1863-1920). В монографии показано, что Е.
Книга отражает некоторые результаты исследовательской работы в рамках международного проекта «Христианство и иудаизм в православных и „латинских» культурах Европы. Средние века – Новое время», осуществляемого Центром «Украина и Россия» Института славяноведения РАН и Центром украинистики и белорусистики МГУ им. М.В. Ломоносова. Цель проекта – последовательно сравнительный анализ отношения христиан (церкви, государства, образованных слоев и широких масс населения) к евреям в странах византийско-православного и западного («латинского») цивилизационного круга.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.