Беззумный Аддам - [54]

Хуже того, она ловит себя на театральных позах. «Умри, гнусный слизняк!» Она роняет каждого слизняка по очереди в жестянку, наполненную водой с разболтанной в ней древесной золой. Раньше они пользовались солью, но она в дефиците. Возможно, гуманней было бы давить слизняков плоским камнем – наверняка умирать в растворе древесной золы очень больно. Но Тоби сейчас не в настроении сравнивать относительную гуманность различных методов казни.

Она выдергивает сорняк. «Сколь бездумно мы лепим ярлыки на Святые Сорняки Господни и презираем их! Но «сорняк» – лишь презрительная кличка для растения, вся вина которого – в том, что оно выросло на месте посаженного нами. Вспомните, сколь многие из них съедобны, и притом полезны и даже вкусны!»

Да. Только не этот. Это, кажется, амброзия. Тоби швыряет сорняк в кучу, которая пойдет на компост.

– Эй, расстрельная команда! – это Зеб. Он смотрит на нее и ухмыляется.

Тоби неловко поднимается на ноги. У нее грязные руки, и она не знает, куда их девать. Неужели он до сих пор спал? Она не может спросить, что произошло между ним и Американской Лисицей, и произошло ли вообще что-нибудь; она решительно отказывается быть мегерой.

– Я рада, что ты вернулся целый и невредимый, – говорит она. Она в самом деле рада – так, что и словами не сказать; но голос ее звучит фальшиво, это слышно даже ей самой.

– Я тоже рад, – отвечает Зеб. – Мне дорого далась эта вылазка; я приполз на последнем издыхании. Спал как бревно. Похоже, я старею.

Придумал удобную легенду? Да ладно, нельзя быть такой подозрительной.

– Я по тебе скучала, – говорит она.

Вот. Неужели это так трудно?

Он ухмыляется еще сильнее:

– Я на это и рассчитывал. Вот, принес тебе кое-что.

Это оказывается пудреница с компакт-пудрой и маленьким круглым зеркальцем.

– Спасибо, – говорит Тоби. Выдавливает из себя улыбку. Это что – подарок, чтобы загладить вину? Покувыркался тайком с сослуживицей – неси жене розы? Но Тоби ведь не жена.

– Еще я принес тебе бумаги. Пару школьных тетрадей, в той аптеке их еще держали – наверно, для детей из плебсвилля, которые не могли себе позволить планшет с вай-фаем. Несколько шариковых ручек, карандашей. Фломастеры.

– Откуда ты знаешь, что они мне нужны? – спрашивает она.

– Я когда-то работал ассистентом телепата. У вертоградарей учили каллиграфии, верно? Я решил, что ты захочешь вести счет дням. Ну что, я заслужил, чтобы меня хотя бы обняли?

– Я тебя всего перепачкаю, – она улыбается, сменив гнев на милость.

– Мне в жизни случалось быть и погрязнее.

Ну разве она может не обнять его, даже если у нее пальцы склизкие от слизняков?

И солнце сияет, и вокруг, на больших желтых цветах тыквы, жужжат пчелы.

– Знаешь, что мне нужно для полного счастья? – говорит она в продымленную бороду Зеба. – Очки для чтения. И улей пчел.

– Считай, ты все это уже получила. – Пауза. – Слушай, я хочу тебе показать одну вещь.

Он достает из рукава сандалию. Кустарная работа из вторсырья: подошва из автомобильной шины, ремешки из велосипедной камеры, декоративные полоски из серебристой изоленты. Сандалия грязная, но не очень изношенная.

– Вертоградари, – говорит Тоби. Она хорошо помнит эту моду – точнее, отсутствие таковой. Потом поправляется: – Во всяком случае, похоже. Может, и кто-то еще такие делал.

У нее в голове уже складывается картина: Адам Первый и выжившие вертоградари сбились в кучку в одном из тайных убежищ-араратов – например, в погребе, где они когда-то растили грибы; латают при свете свечи рукодельные сандалии, словно гномы, набившиеся в нору в доме у сапожника; живут запасами меда и соевых гранул, а наверху в это время рушатся города и человеческий род уходит в небытие. Тоби так хочет в это верить, что это просто не может быть правдой.

– Где ты это нашел? – спрашивает она.

– Недалеко от убитого поросенка. Другим я не показал.

– Ты думаешь, что это Адам. Ты думаешь, что он еще жив. Ты думаешь, что он оставил это как знак для тебя – или для кого-нибудь. Специально оставил.

Это не вопросы.

– Ты тоже так думаешь, – говорит Зеб.

– Не надейся слишком сильно. Надежда бывает губительной.

– Хорошо. Ты права. Но все же.

– Если ты прав, – говорит она, – ведь Адам бы тогда искал тебя?

Налобный фонарь черного света

История Зеба и Бля

Слушай, не обязательно каждый вечер им рассказывать. Пойдем лучше со мной. Один раз можно пропустить.

Я уже пропустила один раз. Нельзя их слишком сильно разочаровывать. Вдруг они решат уйти отсюда и вернуться на берег, и тогда станут легкой добычей. Больболисты могут… Я себе никогда не прощу, если…

Ну ладно. Тогда рассказывай покороче.

Не знаю, как получится. Они задают кучу вопросов.

Скажи им, чтобы шли на хер.

Они не поймут. Для них все, что связано с половыми органами и сексом – хорошо. Как слово «бля». Они думают, что Бля – это невидимое существо, которое помогает Коростелю в час нужды. И Джимми тоже помогает – они слышали, как он говорит «о бля».

Я с ними совершенно согласен. Невидимое существо! Помощник в час нужды! Это святая правда!

Они требуют, чтобы я рассказала им историю про него. Точнее, про него и про тебя. Про ваши совместные приключения в юные годы. Вы оба сейчас у них настоящие знаменитости. Они меня уже замучили просьбами рассказать о вас.