Безжалостный распутник - [10]

Заглянул он и в парадные спальни с огромными кроватями под парчовыми балдахинами, гобеленами работы Вандербанка и французскими комодами, привезенными в Англию в начале века еще его дедом.

Именно пятому графу Роттингему этот дом был обязан своей неувядаемой славой.

Что касалось внешних стен особняка с его причудливой каменной кладкой на крыше, с каменными вазами, статуями и остроконечными башнями, которые великолепно смотрелись на фоне неба, придавая дому поистине сказочные очертания, то здесь менять к лучшему было практически нечего.

Вернувшись на родину после долгих скитаний по континентальной Европе, граф привез с собой итальянских художников, штукатуров и позолотчиков. Они украсили потолки, построили несколько превосходных мраморных каминов в гостиных, придав им дополнительную элегантность. Хотя Анселин и опасался, что поместье, которое он не видел много лет, может его разочаровать, его страхи оказались необоснованными.

Кингс-Кип всегда казался ему величественным и внушительным, и это был его родной дом.

Увидеть его снова означало вспомнить, какое огромное место родовое гнездо занимало в его мыслях за время вынужденной разлуки с Англией после смерти отца.

Под жарким солнцем далекой Индии Анселин часто вспоминал и журчание воды в фонтане, украшенном каменными купидонами, и шорох листвы кустарников, среди которых он играл маленьким мальчиком, наблюдая за рыжими белками, стремительно взлетавшими по стволам деревьев наверх, к веткам, чтобы спрятать там орешки.

Иногда ему снилось, как он играет в прятки среди потайных комнат и лестниц, огромных дымоходов, где когда-то прятались католические священники[24]. Во сне ему казалось, что его преследуют его недоброжелатели, но он твердо знал, что в стенах Кингс-Кип всегда будет в безопасности.

— Все это мое! Мое! Мое! — повторял он после ужина.

По лужайке граф дошел до самого пруда. Здесь он остановился и огляделся по сторонам. Во тьме дом сверкал, как огромный бриллиант. Над головой мерцали звезды, из многочисленных окон струился мягкий золотистый свет.

— Мое! — возбужденно повторил он. — Я больше никому не отдам этот дом!

Теперь Роттингем точно знал: именно ради этого поместья он долгие годы упорно трудился в далекой Индии. Он еще тогда сказал себе, что терпит разлуку с родной страной лишь для того, чтобы больше никогда не испытывать унижений, чтобы не терзаться сознанием собственной бедности, когда многие вещи становятся недостижимыми, поскольку он не в состоянии за них заплатить.

А деньги ему требовались, и немалые. И все потому, что ему была ненавистна сама мысль, что для окружающих имя Роттингемов связано с долгами, невыполненными обязательствами, стучащими в дверь назойливыми кредиторами и угрозой оказаться в долговой тюрьме.

Нет, этому больше никогда не бывать, говорил он себе. Впрочем, он понимал, что в его жгучем желании иметь много денег было нечто большее, нежели обычный страх. Скорее решимость не допустить впредь повторения печального опыта собственного отца.

А все потому, что граф точно знал: рано или поздно Кингс-Кип достанется ему в наследство и он будет там жить, если, разумеется, сможет позволить себе такую роскошь.

Графу вспомнилось, как он долгими часами изучал тонкости торгового дела: как следует покупать и продавать товары и с кем при этом иметь, а с кем не иметь дело. При этом ему нередко приходилось общаться с теми, кто стоял значительно ниже его на социальной лестнице, был плохо воспитан и не имел ни малейшего представления о чести. В этих случаях граф был вынужден проявлять недюжинный такт, терпение и дипломатический талант, чтобы такие люди доверились ему в ведении торговых дел.

Щеголи, ловеласы и аристократы, окружающие принца Уэльского, подумал граф, были бы немало удивлены, если бы узнали, как низко ему приходилось падать и какую порой проявлять безжалостность, лишь бы только заработать на торговых сделках.

Но, по крайней мере, ему везло, как обычно везло большинству Роттингемов!

Невозможное стало возможным: в самых безнадежных карточных играх он выходил победителем, а затем, подобно волнам прилива, на него обрушивался один финансовый успех за другим.

Глядя на Кингс-Кип, он испытывал абсурдное желание обхватить дом руками и, словно сокровище, крепко прижать к груди.

В его глазах дом был привлекательнее даже самых красивых женщин, совершеннее любого, пусть даже самого идеального женского тела, более надежен, чем что-либо другое в его жизни. «Это то, чего я всегда хотел», — подумал граф.

Неожиданно он поймал себя на мысли, что циничное начало в глубине его души смеется над его же собственным искренним воодушевлением. Но почему?

«Неужели тебе и впрямь хочется прожить всю свою жизнь вдали от Лондона, в сельской местности, как твой дед?» — спрашивало графа его сердце. Он тотчас вспомнил своего деда, холившего и лелеявшего Кингс-Кип, словно женщину, которую одаривают роскошными нарядами и бриллиантами.

Вспомнив про пятого графа Роттингема, он посмотрел на вершину одного из соседних холмов, вздымавшихся на фоне ночного неба позади дома, и увидел купол обсерватории. Именно оттуда его дед любил наблюдать за звездами, находя их более интересными и привлекательными, нежели человеческое общество.