Беззаботные годы - [4]
Вошла мама. Она ласково улыбнулась Лидии и обошла вокруг стола, чтобы поцеловать ее. От нее пахло сеном и какими-то цветами, так что Лидии не то чтобы прямо захотелось чихнуть, но в носу защекотало. Волосы у мамы были красивые и кудрявые, вот только белые ниточки среди них тревожили Лидию: ей не хотелось, чтобы мама умерла, а все, у кого белые волосы, часто умирают.
Мама спросила: «А где Луиза?» – довольно глупо, как будто не слышала, что Луиза еще играет.
– Сейчас позову, – ответила няня.
– Спасибо, няня. Наверное, часы в гостиной остановились.
На завтрак мама ела Grape Nuts[4] и кофе с тостом и сливками из отдельного крошечного сливочника. И заодно читала свою почту, то есть письма, которые бросали через дверь, а они разлетались по натертому полу в холле. Лидии однажды тоже пришла почта – на прошлый день рождения, когда ей исполнилось шесть лет. Еще она каталась на слоне, ей в молоко подлили чаю, и в первый раз в жизни ее обули в уличные ботинки на шнурках. Этот день Лидия считала лучшим в своей жизни, а это не шутки, ведь она уже прожила очень много дней. Звуки пианино смолкли, вошла Луиза в сопровождении няни. Лидия обожала Луизу, потому что она была ужасно взрослая и зимой носила чулки.
Лу заговорила:
– А ты идешь обедать, мама. По одежде видно.
– Да, дорогая, но вернусь проведать вас, а потом мы с папой снова уйдем.
– Куда идете?
– В театр.
– Что будете смотреть?
– Пьесу «Тележка с яблоками» Бернарда Шоу.
– Везет вам!
Эдвард оторвался от своей газеты.
– С кем мы идем?
– С Уэрингами. Сначала мы ужинаем с ними, ровно в семь. Одеться надо по-вечернему.
– Скажи Филлис, пусть подготовит для меня одежду.
– А вот я никогда не хожу в театр.
– Луиза, неправда! Ты всегда ходишь на Рождество. И на свой день рождения в качестве подарка.
– Подарки не в счет. Я о том, что обычно я там не бываю. А должна бывать, если собираюсь сделать актерскую карьеру.
Вилли пропустила ее слова мимо ушей: она просматривала первую полосу Times.
– О боже. Мать Молли Странгуэйс умерла.
Лидия спросила:
– А сколько ей было лет?
Вилли подняла голову.
– Не знаю, дорогая. Но, наверное, уже немало.
– А волосы у нее были белые?
Вмешалась Луиза:
– А как узнают, кто когда умер, чтобы напечатать об этом в Times? Ручаюсь, в мире умирает гораздо больше людей, чем поместится на страницу. Как же тогда выбирают, про кого напечатать?
Отец объяснил ей:
– Никто не выбирает. Тот, кто хочет что-либо опубликовать, платит.
– А король? Он тоже должен заплатить?
– Нет, он – другое дело.
Лидия, которая перестала жевать, спросила:
– До скольких лет живут люди?
Но произнесла она это так тихо, что ее, похоже, никто не услышал.
Вилли, которая поднялась, чтобы подлить себе кофе, заметила пустующую чашку Эдварда и наполнила заодно и ее со словами:
– У Филлис выходной, так что твою одежду разложу я. Постарайся вернуться не слишком поздно.
– А до скольких лет живут мамы?
Заметив выражение лица младшей дочери, Вилли поспешила заверить ее:
– Долго-долго! Вспомни мою маму и папину тоже. Они ужасно старые, и обе в добром здравии.
– Зато стать жертвой убийцы можно в любое время, в любом возрасте. Вспомни Тибальта. И принцев в Тауэре.
– А что такое «жертва убийцы»? Луиза, что такое «жертва убийцы»?
– Или утонуть в море. Потерпеть кораблекрушение, – мечтательно добавила Луиза. Потерпеть кораблекрушение было ее заветной мечтой.
– Да замолчи же, Луиза! Неужели не видишь, как она волнуется?
Но было уже слишком поздно. Лидия разразилась судорожными всхлипами. Вилли подхватила ее на руки и прижала к себе. Луиза раскраснелась и надулась от стыда.
– Ну-ну, мой утеночек. Вот увидишь, я буду жить очень-очень долго, а ты вырастешь, и дети твои будут уже большие, совсем как ты, и будут носить ботинки на шнурках…
– И рединготы?
Она все еще всхлипывала, но ей уже хотелось редингот – твидовый, с разрезом сзади и карманами, чтобы надевать, когда идешь кататься верхом, – и ей показалось, что момент самый подходящий, чтобы получить его.
– Посмотрим, – Вилли посадила Лидию обратно, а няня велела:
– Допивайте молоко.
Лидии хотелось пить, поэтому она послушалась.
Эдвард нахмурился, глядя на Луизу, потом спросил:
– А как же я? Ты не хочешь, чтобы и я жил вечно?
– Не так долго. Но чтобы и ты – да, хочу.
Луиза сказала:
– Я-то хочу. Когда тебе будет за восемьдесят, я буду возить тебя, беззубого, в кресле на колесах, а ты – пускать слюни.
Как она и рассчитывала вернуть себе его расположение, отец покатился со смеху.
– Буду ждать с нетерпением, – отец встал и вышел, унося с собой газету.
Лидия объявила:
– Он в уборную пошел. По-большому.
– Довольно, – резко оборвала ее няня. – За столом о таких вещах мы не говорим.
