Беззаботные годы - [154]

– Вот прохвост! – только и сказал Макалпайн, увидев, как Билли истекает кровью. Сам Макалпайн копал почти час, успев за это время сделать вдвое больше, чем все остальные вместе взятые, а потом сказал, что он пас, его ждут дела. Всю эту затею он воспринимал как хозяйский розыгрыш.

Вилли и Джессика тоже избежали копательной повинности – по крайней мере, утром, поскольку им предстояла большая поездка в Бэттл за покупками для обоих домов. Было решено, что Джессика поможет леди Райдал встать, а Вилли сходит за списком в Хоум-Плейс. Это вполне устраивало Вилли, которую тошнило по утрам – вчерашняя поездка в Лондон была ужасна, и она до сих пор не оправилась после изматывающего дня. Во время обеда с Тедди она поняла, что Эдвард действительно не услышал, как она сообщила ему по телефону о будущем ребенке – невероятно, но он и вправду пропустил ее известие. А перед этим у нее выдалось утро из тех, когда планы рушились один за другим и все валилось из рук, потому что в городском доме творился хаос – ну, не совсем хаос, но накопилось слишком много дел. Она сменила белье на незаправленной постели, забрала тринадцать грязных рубашек из бельевой корзины в гардеробной Эдварда, чтобы отвезти их в Суссекс и постирать. Пришло письмо от Эдны с известием, что она не сможет приехать, так как ее матери все еще плохо и за ней нужен присмотр. Тем лучше, подумала Вилли. Ей было бы неловко оставлять бедняжку одну в доме, если начнутся воздушные налеты. Или один налет: может, больше и не понадобится. Тедди она велела помочь ей вынести в холл столовое серебро, все школьные учебники и ноты. Потом пришлось переодеваться к обеду, на котором на нее накатило раздражение при виде того, как воспринял (как она считала) ее известие Эдвард. А когда обнаружила, что известия он не получал, опять испытала раздражение и разозлилась на саму себя, потому что, разумеется, в присутствии Тедди ничего не могла ему объяснить и ввиду этой невозможности ей было трудно говорить о чем-нибудь другом. Но Тедди, похоже, наслаждался обедом, и ни он, ни Эдвард ничего не заметили.

Оставив их в клубе, она медленно проехала от Найтсбриджа до Гайд-парк-Корнер, но как раз когда приблизилась к темно-зеленому строению, где, по слухам, кебмены предавались азартным играм, заезжая выпить чаю и перекусить, вдруг решила заглянуть в магазин к Гермионе – посмотреть, что у нее есть. Ведь другого шанса ей может никогда не представиться, «ситуация», возможно, побудила Гермиону устроить одну из ее соблазнительных распродаж.

Распродаж не было, но сама Гермиона была рада видеть Вилли.

– Какой подарок! – воскликнула она обольстительным протяжным голосом, который придавал почти всему, что она говорила, оттенок насмешки. – А я только что вернулась со скучнейшего в мире обеда с Реджи Давенпортом и предчувствовала такой же скучный день, а здесь вы! Что я могу сделать для вас, дорогая?

– Даже не знаю… Я просто заехала осмотреться и развеяться.

– Вы как нельзя более вовремя. У меня совершенно божественная осенняя коллекция, но никто, похоже, и не собирается возвращаться в город, как обычно. Все затаились в деревне по милости мистера Шикльгрубера.

– Кого?

– Гитлера, дорогая. Это его настоящая фамилия, и он когда-то был маляром. Ну кому может прийти в голову воспринимать его всерьез? Мне он кажется начисто лишенным обаяния. – Она щелкнула пальцами, и из глубин магазина сразу же вышла мисс Макдональд. – Вы только посмотрите, кто у нас! Чем бы нам соблазнить миссис Казалет?

– Я могу позволить себе купить только что-то одно, Гермиона.

– Разумеется, дорогая. Можете купить даже половину, если пожелаете.

Полтора часа спустя Вилли вышла из ее магазина обладательницей удивительно стильного маленького черного платья из шерсти, с воротником и манжетами, расшитыми гагатом, с огромным поясом и гагатовой пряжкой, твидового костюма оттенка темно-синих гиацинтов (классического, изысканного покроя), фланелевого пальто очень темного оттенка серого, отделанного черным искусственным каракулем («оно выглядит довольно широким, дорогая, но очень мило драпируется – примерьте») и крепового платья с длинными рукавами и воротником-хомутом, цвета ежевичного пюре, как сказала Вилли, за что удостоилась шумных похвал. «Надо будет обязательно запомнить это – верно, мисс Макдональд? Звучит гораздо лучше, чем просто сливовое». В машину Вилли вернулась, переполняемая ликованием и чувством вины. Она потратила почти шестьдесят гиней, но была в восторге от всех вещей, которые купила, и на Лэнсдаун-роуд вернулась словно слегка захмелевшей. Только тогда она осознала, что проносить всю зиму сможет лишь пальто, которое будет ей впору до самого конца. Мысль, которую она вынашивала ранее – посоветоваться с Гермионой насчет врачей, – ни разу даже не всплыла в памяти. Так или иначе, в присутствии мисс Макдональд этот разговор был бы невозможен. А остальные вещи она сможет носить после того, как родится ребенок. Она уже несколько месяцев ничего себе не покупала. Эта часть дня стала удовольствием в чистом виде, легким и несерьезным. Эдвард не станет возражать, он всегда великодушен, когда она покупает себе одежду, хотя она предпочла бы, чтобы он почаще обращал на нее внимание. Она с радостью представила себе, как будет показывать обновки Джессике, чего прежде никогда не делала, ведь теперь и Джессика может позволить себе приличную одежду. И потом, я не купила ни единого вечернего туалета, заключила она, привнося в свои поступки штрих добродетельности.