Безымянная трилогия - [6]
Мать осторожно хватает зубами за шкуру, подтаскивает к себе, укладывает. Рядом с её теплым брюхом серое пятно быстро забывается, но ненадолго. Вскоре беспокойство охватывает вновь, опять появляются размытые очертания, и я опять срываюсь с места и ползу в сторону туннеля, соединяющего гнездо с подвалом.
Мать старательно вылизывает меня, моет своим влажным языком, чистит от первых блох, загнездившихся под мышками.
Немногое осталось в памяти от тех первых проблесков сознания, с тех пор, когда я ещё не знал, что я — крыса, а мое ещё не разбуженное воображение ничего не предчувствовало и не подсказывало мне.
Кроме стремления к свету, к любому проблеску, пробивающемуся сквозь веки, я реагировал лишь на издаваемый матерью пронзительный писк. И этот писк, так же как запах сосков и ощущение тепла и безопасности, притягивал к себе, учил, приказывал.
Мой слух ещё не сформировался, ушные отверстия пока ещё не открылись, и лишь часть звуков проникает в сознание. Однако писк матери не перепугаешь ни с чем — он неразрывно связан с теплом и с восхитительным вкусом молока.
Голую розовую кожу постепенно покрывает нежный серый пушок. Я это чувствую — мне становится все теплее. Теперь я уже не боюсь лежать на голой поверхности.
Я расту и набираюсь сил. Я уже могу первым пробиться к наполненному молоком соску и даже отодвинуть тех, кто ползет рядом со мной. Я отпихиваю их, преграждаю им дорогу, а когда в одном соске иссякнет молоко, всем весом своего тела рвусь к следующему.
Я ем больше всех, я самый большой — мне подчиняются, уступают дорогу. Каждый день на твердом полу гнезда я пытаюсь встать, пытаюсь выпрямить пока ещё неуклюжие, слабые лапки, стараюсь двигаться вперед и назад, переворачиваться и подниматься. Когда у меня не получается, я писком зову мать — она подтаскивает меня к себе, схватив зубами за хвост или за шкуру на загривке.
Потребность ощущать под собой твердый пол, на котором я учусь ходить, становится не менее сильной, чем жажда света в закрытых пока, но все более чувствительных глазах.
Здесь, на твердом полу гнезда, я почувствовал, как из моих пальцев вырастают пока ещё слабенькие, гнущиеся, пружинящие, помогающие мне встать коготки.
Мать моет языком мое тело, собирает все отходы и нечистоты, ловит больно кусающих блох. После очередного мытья у меня наконец открываются ушные раковины. Я вдруг начинаю слышать звуки — шум насоса, скрип ступенек, стук по канализационным трубам, писк более слабых крысят, далекий шум улицы, мяуканье кота по ночам; мощный поток шорохов и отзвуков — голосов, шелеста, толчков, движений.
Оглушенный, я растягиваюсь на брюхе на дне гнезда, поднимаю голову и зову на помощь. Впервые я четко слышу собственный голос — пронзительный, вибрирующий писк. До сих пор я воспринимал его совершенно иначе — он был приглушенным, доносился откуда-то издалека, но вместе с голосом матери был самым громким из всего, что я слышал. Теперь же он кажется слабым и ничтожным среди множества доносящихся со всех сторон звуков. Свет, пробивающийся сквозь веки, так и остается пока тайной — непонятной и неизведанной. Теперь все крысята стремятся к сереющим, красноватым пятнам пробивающегося света и матери прибавляется хлопот: она все время настороже — смотрит, чтобы мы не выползали из норы. Ей все труднее уследить за нами, ведь наши лапки становятся все крепче и мы, пока неуклюже и медленно, ползаем уже по всему гнезду. Обеспокоенная этим, мать ложится поперек входа, пытаясь загородить нам дорогу. Мы карабкаемся ей на спину, настойчиво подползая все ближе к неизвестной, но такой манящей серости, все сильнее проникающей сквозь закрытые ещё веки. Несколько малышей пропали, и у каждого из нас теперь свой собственный сосок, тогда как раньше у брюха матери все время приходилось толкаться, отпихивать, бороться.
Может, мать сама загрызла нескольких крысят, пропитавшихся чужим запахом, забивающим запах родного гнезда, может, они сдохли с голоду, постоянно отпихиваемые от сосков более сильными собратьями, а возможно, что они выползли из гнезда к свету и их поймал кот или украла другая самка, потерявшая свое собственное потомство…
Остались несколько подвижных маленьких самцов и самочек, все более недовольных своей слепотой, слабостью и неуклюжестью. Нас переполняет любопытство, и мы жаждем самостоятельности.
Мы уже распознаем свой собственный запах и прикосновения вибриссов — твердых чувствительных щетинок, выросших из ноздрей.
Неподвижные до сих пор мышцы век начинают наконец шевелиться, двигаться, сокращаться. Я силюсь открыть глаза, разомкнуть веки, поднять их вверх.
Мать помогает нам, протирая и промывая глазницы языком.
К свету! Изо всех сил к свету!
Я вижу. Веки раскрылись. Сначала сквозь маленькую щелочку внутрь проникает рассеянный луч. Я впервые испытываю не познанные до сих пор ощущения: свет дает возможность увидеть, как выглядит поверхность земли, внутренность гнезда, нора, разбегающиеся во все стороны туннели. Я четко вижу то, что до сих пор представлял себе лишь по запаху, по ощущениям от прикосновения вибриссов, лапок и кожи. Все детали, морщинки, складки, закругления и углы, волны, наросты и углубления приобретают иное значение. Ведь видимая форма сильно отличается от той, которую можно представить себе с помощью осязания — она намного ярче и богаче. Невозможно представить себе свет, если никогда его не видел.
Мы часто прогоняем птиц, убиваем их, едим, запираем в клетках. Иногда нас мучают угрызения совести, и мы бросаем хлеб лебедям, чайкам, голубям...Мы поступаем так с тех пор, как появились на Земле, и, несомненно, будем и дальше продолжать поступать точно так же – в соответствии со своей двуличной психологией, хищными инстинктами и презрением ко всем иным существам, населяющим нашу планету, которую мы считаем своей исключительной собственностью.Уважаемый Читатель! Если ты утомлен и разочарован, если чувствуешь себя чужим в этом мире, протри глаза и взгляни в небо.
Анджей Заневский – один из самых модных прозаиков Западной Европы. Его ставят в один ряд с Ф. Кафкой, Дж. Джойсом, А. Камю.Сегодня у российского читателя появилась уникальная возможность познакомиться с прекрасной прозой польского писателя. «Крыса» – первая повесть автора о животных, посвященная существам необыкновенным и малоизученным...
Каждый из нас, как крыса перед флейтой крысолова, охотно преклоняется перед идеями, религией, иллюзиями ничем не ограниченной свободы, прекрасного завтра и светлого пути в будущее, которая поддается пустым лозунгам и надеждам. Ведь каждый идет к той утопии, в которую верит. А потом расплачивается за это, и цена нередко бывает невероятно высока.Надеюсь, Уважаемый Читатель, ты не обиделся на меня за это горькое сравнение? На рубеже XXI века дудочка Крысолова, а точнее – флейты многих Крысоловов зовут нас, манят, торопят, а нередко и ведут…
Со всколыхнувшей благословенный Азиль, город под куполом, революции минул почти год. Люди постепенно привыкают к новому миру, в котором появляются трава и свежий воздух, а история героев пишется с чистого листа. Но все меняется, когда в последнем городе на земле оживает радиоаппаратура, молчавшая полвека, а маленькая Амелия Каро находит птицу там, где уже 200 лет никто не видел птиц. Порой надежда – не луч света, а худшая из кар. Продолжение «Азиля» – глубокого, но тревожного и неминуемо актуального романа Анны Семироль. Пронзительная социальная фантастика. «Одержизнь» – это постапокалипсис, роман-путешествие с элементами киберпанка и философская притча. Анна Семироль плетёт сюжет, как кружево, искусно превращая слова на бумаге в живую историю, которая впивается в сердце читателя, чтобы остаться там навсегда.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Реальности больше нет. Есть СПЕЙС – альфа и омега мира будущего. Достаточно надеть специальный шлем – и в твоей голове возникает виртуальная жизнь. Здесь ты можешь испытать любые эмоции: радость, восторг, счастье… Или страх. Боль. И даже смерть. Все эти чувства «выкачивают» из живых людей и продают на черном рынке СПЕЙСа богатеньким любителям острых ощущений. Тео даже не догадывался, что его мать Элла была одной из тех, кто начал борьбу с незаконным бизнесом «нефильтрованных эмоций». И теперь женщина в руках киберпреступников.
Извержение Йеллоустоунского вулкана не оставило живого места на Земле. Спаслись немногие. Часть людей в космосе, организовав космические города, и часть в пещерах Евразии. А незадолго до природного катаклизма мир был потрясен книгой писательницы Адимы «Спасителя не будет», в которой она рушит религиозные догмы и призывает людей взять ответственность за свою жизнь, а не надеяться на спасителя. Во время извержения вулкана Адима успевает попасть на корабль и подняться в космос. Чтобы выжить в новой среде, людям было необходимо отказаться от старых семейных традиций и религий.