Безумный Макс - [3]

Шрифт
Интервал

— …и, представляешь, он вылетает через лобовое стекло, — одной рукой Кот продемонстрировал, как собственно вылетает некто, а другой поддел вилкой очередной кусок пиццы.

Парень, поднесший было сосиску ко рту, положил ее обратно на тарелку.

— Значит, вылетает вперед, а потом через то же стекло обратно… когда мы подъехали, рожи у него почти не было. Ни одного целого сантиметра! Вот это была картина! — с восторгом продолжал Кот.

Собеседник его как-то уныло улыбнулся и положил вилку на стол.

— Да ты ешь, ешь, тебе же их не в уши засовывать.

— Ничего, спасибо, — проговорил парень. — Аппетита нет.

— Ну. не хочешь, как хочешь. Не пропадать же добру. — Кот, который, видимо, вообще не страдал отсутствием аппетита, а в данный момент и подавно, сгреб порцию парня себе на тарелку и подмигнул ему. — Это что! Вот в прошлом году один идиот въехал в бульдозер…

Кот не успел закончить свою очередную историю, его прервал шум с улицы. Мимо закусочной черной молнией пронесся мотоциклист. За ним по пятам с ревом и сиреной две патрульные машины.

В закусочной воцарилась тишина. Все смотрели на дорогу… В такой дыре, как Кэтрин-Спрингс, подобные происшествия случаются не часто. Разве что по телевизору расскажут о какой-нибудь леденящей душу истории с арестами и погонями. Да и то в последнее время все помешались на международных новостях: там чуть не каждый день говорили о кризисе на Ближнем Востоке, уже не прекращающихся конфликтах и грядущей мировой катастрофе…

Первым опомнился Кот.

Дожевывая на ходу кусок пиццы, он схватил шлем и бросился к мотоциклу, перескакивая через капоты стоящих на пути автомобилей.

Пока он возился с застежками шлема, его опередили два ремонтных грузовичка, рванувших с места вслед за удаляющейся сиреной. Парни Билла Даррела чуяли — будет работа.

Справившись наконец со шлемом. Кот завел могучую полицейскую «хонду» и, срезав угол по газону, рванул вперед, обгоняя авторемонтников.

— Кот на связи… Тьфу! Четвертый включился в преследование Что у вас там стряслось?!

Шипение. Щелчок.

— Говорит третий. Прошли закусочную Билла Даррела. Второй присоединился к нам. Хотя вид у него потрепанный… У этого чертового рокера какой-то паук на спине нарисован… Я не знаю, кто он, но либо сумасшедший, либо под ним земля горит…

— Говорит Центр. Хватит языком молоть. Тоже мне, Париж-Даккар устроили! Давайте, заканчивайте быстрее с этим пауком, вы почтя уже в Сент-Джордже Там люди…

Израненный «додж» Олафа наконец-то догнал погоню и пристроился в хвост Филу, патрульному под номером 3.

Олаф не унимался.

— Зачем ты сел за руль? — выговаривал он Франки. — Твое место регулировщиком на городской свалке! Бедняга. Фил! Ты ему чуть всю задницу не раскрошил!

В машине что-то грохотало и позвякивало. Время от времени двигатель вдруг терял обороты, но в целом машина шла хорошо.

Ладно, ладно, посмотрим, что ты с ним сделаешь. — Франки, уцепившись за скобу над открытым боковым окном, примирительно отмахивался.

Неожиданно обуявший их бес погони исчез и теперь осталось только раздражение упрямой черной курткой впереди. смеющейся над всем местным участком дорожной полиции. Бешеный мотоциклист начинал сильно действовать на нервы. Но надо отдать должное этому гонщику, шел он уверенно. Видно недаром седалище плющил на своей «ямахе»…

— Слушай. Франки, признайся, — повернул голову Олаф. — ты все-таки наложил в штаны, а?

— Наложил, наложил, на дорогу смотри.

— Благодари Бога, что я завел эту колымагу! — не унимался Олаф. — Со мной не пропадешь! — Договорить он не успел.

Дорога делала поворот, и здесь, пропустив мотоцикл И первую машину, на шоссе неуверенно выполз маленький фургончик. Остановился, увидев машину Олафа, но подать назад уже не успел, не оставалось времени…

Увидев перед собой внезапно появившийся черный борт фургона с дурацкой надписью — «Сундучок мертвеца. Йо-хо-хо! Спиртные напитки Дона С. Тамма» и большой язык чуть пониже, вроде языка Мика Джеггера на пластинках группы «Роллинг Стоунз», — Олаф до отказа вжал в пол педаль тормоза.

Визг шин об асфальт будто прострелил воздух.

Удар. Затрещал рвущийся металл. Брызнули осколки лобового стекла. Фургон, принявший удар левым бортом ближе к заднему колесу, завертелся пропеллером и рухнул набок в кювет. А многострадальный «додж», разметав в разные стороны стекла и куски крыльев, проскользил дальше по дороге и остановился, замерев…

— Ну дела, — сумел только выговорить Олаф, ошарашенно глядя сквозь разбитое ветровое стекло.

Весь передок «доджа» был разбит вдребезги, будто в капоте рванул хороший пороховой заряд. Левое крыло отсутствовало, совсем обнажив стертое колесо. Но двигатель, как ни странно, еще не развалился. По лицу Олафа стекали тоненькие струнки крови из порезов от осколков стекла. Франки успел закрыться рукой при ударе и теперь осматривал, насколько она пострадала.

Мимо пронесся с воем патрульный Томкетт, махнув им рукой.

— Похоже мы еще живы. Франки. Это главное, — просипел Олаф, посмотрев на друга.

У него неожиданно сел голос. Его взгляд, бессмысленно пробежавший вокруг, остановился на двигателе…

Включилось полицейское радио.


Еще от автора Говард Хайнс
Последний бойскаут

Роман «Последний бойскаут» создан на основе популярного киноромана-боевика и относится, таким образом, на Западе к жанру киноромана. Говард Хайнс — один из крупнейших в США мастеров этого жанра. Увлекательность, динамизм, мужественность — кредо Хайнса, его умение глубоко и по-новому раскрывать хорошо знакомые кинозрителям сюжеты принесли писателю всемирную славу.


Слепая ярость

Говард Хайнс: — один из наиболее известных ныне в США мастеров особого литературного жанра, получившего название «Кинороман». Основой киноромана служат впечатления, полученные писателем от просмотра кинофильма: на основе этих впечатлений создается новое я зачастую весьма яркое литературное произведение. Жанр киноромана приобрел ныне в мире чрезвычайную популярность, и не в последнюю очередь этому способствовало творчество Г. Хайнса. Профессиональным литератором Хайнс смог стать уже достаточно зрелым человеком, а приключения молодости, в которой были и бродяжничество, и участие в воровской шайке, и вьетнамская война, предопределили тягу писателя к авантюрным сюжетам, обилие сцен насилия и секса в его романах, жесткую и мужественную манеру его письма.


Попутчик

Говард Хайнс: — один из наиболее известных ныне в США мастеров особого литературного жанра, получившего название «Кинороман». Основой киноромана служат впечатления, полученные писателем от просмотра кинофильма: на основе этих впечатлений создается новое я зачастую весьма яркое литературное произведение. Жанр киноромана приобрел ныне в мире чрезвычайную популярность, и не в последнюю очередь этому способствовало творчество Г. Хайнса. Профессиональным литератором Хайнс смог стать уже достаточно зрелым человеком, а приключения молодости, в которой были и бродяжничество, и участие в воровской шайке, и вьетнамская война, предопределили тягу писателя к авантюрным сюжетам, обилие сцен насилия и секса в его романах, жесткую и мужественную манеру его письма.


Рекомендуем почитать
Убить в себе жалость

Трудно представить, до какой низости может дойти тот, кого теперь принято называть «авторитетом». Уверенный в безнаказанности, он изощренно жестоко мстит судье, упрятавшей на несколько дней его сына-насильника в следственный изолятор.В неравном единоборстве доведенной до отчаяния судьи и ее неуязвимого и всесильного противника раскрывается куда более трагическая история — судьба бывших офицеров-спецназовцев…


Очищение

открыть Европейский вид человечества составляет в наши дни уже менее девятой населения Земли. В таком значительном преобладании прочих рас и быстроте убывания, нравственного вырождения, малого воспроизводства и растущего захвата генов чужаками европейскую породу можно справедливо считать вошедшею в состояние глубокого упадка. Приняв же во внимание, что Белые женщины детородного возраста насчитывают по щедрым меркам лишь одну пятидесятую мирового населения, а чадолюбивые среди них — и просто крупицы, нашу расу нужно трезво видеть как твёрдо вставшую на путь вымирания, а в условиях несбавляемого напора Третьего мира — близкую к исчезновению.


Война орденов. Время Орды

Перед вами уникальная историческая повесть, рассказывающая о жизни очень талантливого ведуна по имени Гамаюн, жившего в тот момент, когда на территорию раздробленной Руси вторглись многочисленные татаро-монгольские Орды, в первой половине XIII века. Реальные исторические персонажи легендарной эпохи (Коловрат; Невский; Бату-хан и прочие). Фольклорная нежить, видимая только «ведающим людям». Реальные и выдуманные битвы, на полях которых побывает ведун. Эта история, полная противоречий, преодоления, драмы и предательств ждёт вас на страницах повести и заставит по-новому взглянуть на привычную историю.


Гопак для президента

Денис Гребски (в недавнем прошлом — Денис Гребенщиков), американский журналист и автор модных детективов, после убийства своей знакомой Зои Рафалович невольно становится главным участником загадочных и кровавых событий, разворачивающихся на территории нескольких государств. В центре внимания преступных группировок, а также известных политиков оказывается компромат, который может кардинально повлиять на исход президентских выборов.


Дарующий Смерть

Призраки прошлого не отпускают его, даже когда он сам уже практически мёртв. Его душа погибла, но тело жаждет расставить точки над "i". Всем воздастся за все их грехи. Он станет орудием отмщения, заставит вспомнить самые яркие кошмары, не упустит никого. Весь мир криминала знает его как Дарующего Смерть — убийцу, что готов настичь любого. И не важно, сколько вокруг охраны. Он пройдёт сквозь неё и убьёт тебя, если ты попал в его список. Содержит нецензурную брань.


Бич Ангела

Название романа отражает перемену в направлении развития земной цивилизации в связи с созданием нового доминантного эгрегора. События, уже описанные в романе, являются реально произошедшими. Частично они носят вариантный характер. Те события, которые ждут описания — полностью вариантны. Не вымышлены, а именно вариантны. Поэтому даже их нельзя причислить к жанру фантастики Чистую фантастику я не пишу. В первой книге почти вся вторая часть является попытками философских размышлений.