Безумные мечты - [60]

Приветствуя их, владелец гостиницы не мог удержаться от смеха: промокшая до нитки хорошенькая блондинка и два ее спутника, вымазанные в грязи, уставшие и чертыхающиеся. Действительно, подумала Мадлен, для жителей многострадальной Монтедоры, пожалуй, остается только смеяться над всеми бедами – иначе можно умереть от печали и страха. Если они выжили, то во многом благодаря именно смеху.

Мадлен заказала три комнаты из восьми и попросила хозяйку приготовить им что-нибудь поесть. Она прекрасно знала, что ни о каких ночных кафе в сельской глуши Монтедоры говорить не приходилось.

Рэнсом поспешил в душ, а хозяйка пансиона, сеньора Гутиерре, предложила Мадлен выстирать их одежду: она уверила американку, что до завтрашнего дня все «сто раз успеет высохнуть». Разумеется, стирать она собиралась руками – стиральные машины в этой стране были непозволительной роскошью, тем более для провинциалов.

Мадлен тут же отдала ей свое белье и пошла сообщить о предложении сеньоры Гутиерре Рэнсому. Подойдя к двери душевой, она осторожно постучала.

– Да? – раздался голос, и дверь открылась.

Рэнсом, голый до пояса, собирался бриться. Мадлен увидела крохотное зеркальце над старой, облупившейся ванной. Пораженная красотой его сильного, мужественного тела, Мадлен забыла, зачем пришла.

Рэнсом провел бритвой по щекам несколько раз, прежде чем произнес негромко, поймав в зеркальце ее взгляд:

– Я предпочитаю бриться по вечерам – утром люблю лишние пять минут понежиться в постели.

– М-м-м, – выдавила из себя Мадлен.

Какой волнующий момент – смотреть на мужчину, который бреется! Особенно на этого мужчину. Глядя на его крепкую спину, мускулистую грудь, покрытую негустыми волосами, Мадлен вдруг снова вспомнила ночь в отеле «У тигра» – и покраснела. Интересно, вспоминал ли он о ней? И был ли бы рад, если бы все произошло с ними снова? Она, наверное, умерла бы от счастья, повторись это еще раз. Тепло, нежность, страсть ночи… Мадлен чуть не застонала от наслаждения. Ну а потом? Что будет потом?

– Полагаю, миледи, вы пришли сюда не для того, чтобы смотреть, как я бреюсь? – сухо спросил Рэнсом, не отрываясь от созерцания собственного отражения и водя бритвой по подбородку.

– Нет, конечно. – Мадлен словно очнулась. – Сеньора Гутиерре может выстирать к завтрашнему дню твое грязное белье, если хочешь.

Рэнсом с сомнением оглядел свои грязные брюки:

– Думаю, было бы гораздо милосерднее по отношению к ней выбросить их.

– Она клянется, что к утру одежда будет как новая. Если, конечно, я правильно ее поняла – ты ведь знаешь, мой испанский оставляет желать лучшего…

Рэнсом пожал плечами:

– Мы ничего не теряем. Это моя любимая рубашка, между прочим. Может, эта сеньора Гутиерре умеет творить чудеса? – Он подобрал с пола брошенную рубашку и отдал ее Мадлен.

Она взяла ее двумя пальцами, не желая пачкаться. Еще два часа назад, вылезая из машины под дождь, Рэнсом отстегнул кобуру – и сейчас револьвер лежал на небольшом туалетном столике возле раковины. Мадлен смотрела на Рэнсома в немом оцепенении, когда тот расстегнул «молнию» на брюках. Этот звук снова пробудил в ней воспоминания об их единственной ночи. Рэнсом снова покосился через плечо на Мадлен.

– Я понимаю, ты уже видела все это однажды, – обратился он к ней, усмехаясь, – но, может, все же… – Он кивнул ей на дверь.

– Что? – непонимающе переспросила Мадлен, только через несколько мгновений осознав наконец, чего же он от нее хотел. – А, да, конечно! Прости, ради Бога! – Она вышла в коридор и закрыла за собой дверь, чувствуя себя ужасно неловко.

Она уже видела все это однажды? Не только видела – и Рэнсом должен помнить об этом. И пока Мадлен смотрела на него, она лишний раз убедилась в своей правоте – он помнил о той их ночи ничуть не хуже, чем она сама.

Через несколько мгновений дверь в ванную снова распахнулась, и на пороге показался Рэнсом. Бедра его были обвязаны полотенцем – как показалось Мадлен, он сделал это исключительно ради ее спокойствия, но она так и уставилась на полотенце, словно могла видеть сквозь плотную ткань. И когда их глаза встретились, она поняла, что он догадался о ее мыслях. Мадлен, смутившись, забрала у Рэнсома брюки и, быстро отвернувшись, пошла прочь. Только через минуту-другую она осознала, что прижимает грязные брюки к груди. Уже внизу она вспомнила: забыла сказать Рэнсому, что ужин будет готов через полчаса.

Из-за сильного шторма в домах Дорагвы отключили электричество, и сеньора Гутиерре даже не надеялась, что свет дадут раньше завтрашнего утра. Поэтому ужинали при свете керосиновых ламп, уютно освещавших небольшую веранду. Сильный ливень незаметно перешел в едва накрапывающий дождик, воздух был свежим и чистым.

Вымывшись и переодевшись в чистую одежду, Мадлен, Рэнсом и Мигель от души наслаждались простой пищей, предложенной им на ужин. Когда они поели, к ним за стол подсел сеньор Гутиерре и начал расспрашивать, кто они и откуда едут. Мигеля, казалось, прорвало – он говорил не переставая. Так, за несколько минут он успел рассказать, что служит личным шофером президента Веракруса, что Рэнсом, который работал в службе безопасности президента, научил его в жизни очень многому и что они едут… Тут Рэнсом не выдержал и многозначительно прокашлялся, давая понять, что болтать с посторонними людьми можно и поменьше. Поняв намек, Мигель еще полчаса распространялся о собственной семье и жизни во дворце.