Безумное такси - [3]

— Вы чего, а, братва? — с нервным смешком глянул на них Толян. Помогите лучше руки отклеить от этой железяки — закурить не могу. Это шоковое состояние, да?

— Т-ты поседел, Т-толян, — выговорил, наконец, заикаясь, Вася Шкаф могучий дектина, ворочавший запросто в одиночку железобетонные оконные перемычки. — Весь поседел, нахрен.

— Как это? — недоумевающе вопросил Толян и понял, как, когда подбежавшая Любашка поднесла к его глазам маленькое карманное зеркальце его темно-русая шевелюра сейчас была словно пеплом посыпана. Всплошняк причем, до самого затылка и бакенбард.

— Ни фига себе? — тихо произнес он. — А…как же тогда Витек, парни?

И только сейчас все вспомнили о его напарнике. А вспомнив, бросились ожесточенно разбирать завал из досок и труб, расшвыривая их как попало в разные стороны. И наткнулись на Витька почти сразу же — он лежал под неким подобием шалаша, образованного упавшими лесами — ни одна щепка не задела его тела, ни одна стойка не коснулась лица. Но это было уже потом — Бугаек упал на осколки битого кирпича, остатки гравия и куски мелкого бетона. С виду его тело не претерпело никаких изменений, лишь тонкая струйка крови оставила свой след в уголке рта. Но когда Шкаф попробовал приподнять его, чтобы вытащить из-под завала, оно заколыхалось в его руках наподобие студня. Это была лишь оболочка Витька, обыкновенный мешок из шкуры, набитый желе с перемешанными в нем как попало костями. И Шкаф, всегда до этого стоически переносивший любое самое жестокое похмелье, сейчас не выдержал метнулся за угол подсобки, зажимая рот обеими руками. Любашку же как ветром сдуло с места трагедии ещё пять минут назад — она первой поняла, во что превратился любимец бригады Бугаек — всегда загруженный свежими анекдотами по самое некуда, вечный остряк-самоучка, неунывающий и неувядающий, несмотря на свои сорок два года. И теперь изнутри подсобки доносились безудержные рыдания взахлеб, выдавая её местонахождение.

Толян, наконец, с усилием оторвал дрожащие ладони от края бадьи и первым делом сунул в рот сигарету, отчаянной затяжкой стараясь загнать подальше в желудок застрявший в горле тугой неподатливый ком, одновременно грязным кулаком загоняя влажную пелену с глаз в самые их уголки. Затем подошел к неподвижному телу напарника и яростно уставился на обнажившийся фасад дома с поэтажной фигурной отделкой — строение было элитным.

— За что ты Витька угробил? Он ведь за прошедшую зиму в каждый твой кирпичик вложил тепло своих рук и души, замерзая там, на подмостях. Мы ведь почти полюбили тебя, считая уже вроде как своим…

Дом промолчал, затаенно пялясь на него огромными оконными и балконными проемами.

— Отвечай, сволочь, за что ты его, за что всех нас? — Толик подхватил лежащий неподалеку "карандаш" — пудовый лом, и вдруг принялся яростно крошить ближайший к нему угол кирпичной кладки.

Подоспевшие рабочие еле оттащили его от стенки, отобрав лом. После этого бригадир как-то враз увял и, закурив новую сигарету, уселся на край бадьи. бросив на неё предварительно обрезок доски.

— А ведь вы знаете, мужики, что жизнь полосатая, как правильно пел небезызвестный вам Укупник. Так вот, с сегодняшнего дня, по моим наблюдениям, пошла её черная полоса. И не просто полоса — на обещанные нам в этой коробке квартиры надвигается, сдается мне, огромный п…ец!

Глава 1.

Одна из станиц Краснодарского края. За несколько лет до описываемых событий.

…Это был выпускной вечер. Самый, казалось, лучший июньский вечер в его прошлой, настоящей, да и, наверное, будущей жизни. Потому что юность не повторяется. Юность, полная радужных надежд, ожиданий новых ярких впечатлений от распахнувшейся как-то вдруг двери в СВОБОДУ и САМОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ. И первой любви.

Вот она, его первая любовь по имени Алина — идет рядом с ним в гурьбе бывших однокашников, впервые позволив ему, Толику Понякову, положить руку на свою талию. В тот вечер все они, как один — сорок шесть человек из двух параллельных классов, пошли на берег местной реки — встречать рассвет. Опьяневшие не столько от выпитого в тот вечер шампанского, сколько от хмельного чувства вседозволенности и открывающихся перед каждым перспектив…

— Хочу ещё шампанского, — вдруг капризно заявила Алинка, требовательно плеснув в глаза Толику омутно-синим взглядом. И все девчонки вслед за ней как с цепи сорвались.

— Хотим шампанского!

А пацаны вдруг встали, как по команде и смущенно засопели носами — это была непредвиденная просьба. Потому как до этого самого вечера в школе за них все решали учителя и родители. Выпускной бал тоже организовали родители, вкупе с преподавателями. И цветы, и музыку, и богато сервированные столы. Даже карманными деньгами своих чад не забыли снабдить любящие предки. А вот что касаемо дополнительной выпивки в три часа пополуночи…

Сейчас явно нужен был старший. Который нашел бы и подсказал выход из создавшегося щекотливого положения. И взгляды всех пацанов скрестились на нем, Понякове. Потому как он выделялся среди всех и ростом, и комплекцией. И вообще, был первым заводилой во всех школьных драках.

— Ребята, три часа ночи, — напомнил нерешительно Толик. Ему самому сейчас нужна была хорошая порция допинга. Ибо без неё не выссказать Алине всего того, что переполняло сейчас его душу через край. Первая любовь всегда такая.