Безумная страсть - [26]

— Зачем, если ее там уже нет? — Егор безнадежно покачал головой.

— Как знаешь…

— Спасибо за помощь. Привет твоей большой семье! Ремонт идет?

— А как же! — хмыкнула Вероника и положила трубку.

Егор отложил телефон, сел на пол и прислонился к шкафу. Фердинанд чавкал в углу. Егор закрыл глаза и вдруг ощутил, как пронзительно он одинок. Пока он думал, что Она где-то рядом, живет в одном городе с ним, ходит по тем же улицам, дышит тем же воздухом, такой тоски не было. Казалось, впереди его ждет что-то очень хорошее. А теперь Егор понял: ничего хорошего уже не будет. Скучная, холостяцкая жизнь с редкими, осторожными сексуальными эксцессами.

И вдруг — о, небо! — он услышал Голос.

Фердинанд перестал чавкать и замотал головой в такт.

Матушка, матушка,

Что во поле пыльно?

Егор сидел тихо, как мышка. Это была старинная русская песня, которую пела цыганка Таня Александру Сергеевичу Пушкину перед его свадьбой с Натали…

— Кто это? — шепотом спросил Егор.

— Соня поет, — ответил Фердинанд. — Она всегда днем поет, когда все на работе.

— О Боже! — взвыл Егор. — Ты с ней знаком?

Фердинанд выкатил из корзины спелый ананас и приладился клевать его. Он неохотно оторвался от этого увлекательного занятия и пробормотал:

— Ну, как сказать… Шапочное знакомство… Здороваемся иногда…

Егор вскочил и забегал вокруг ананаса и Фердинанда.

— Ты меня представишь?

Попугаю, похоже, все это не нравилось.

— Зачем? — сухо спросил он. — Зачем ты ей нужен, старый дурак? Она молодая, красивая, у нее все впереди. Она певица. Мой бывший хозяин тоже к ней сватался. Перед смертью. — Фердинанд хихикнул. — Получил от ворот поворот. Как она ему колоратурно отказала! Ну, не она отказала, а бабушка… Сама Голицына! Жаль, уехала старуха. Я ее уважал — из тех, настоящих! И Соня скоро уедет.

Фердинанд вернулся к своим бананам.

Егор рванулся к окну, распахнул его настежь, побежал к Фердинанду, приподнял его и потащил.

— Лети! Лети к ней!

— Отстань! — упирался попугай, оставляя борозды от когтей на паркете. — Сейчас укушу!

— Лети! Убью! — рычал Егор. — Ты потерялся… Она добрая, она тебя пустит. А я приду и спрошу: «К вам моя птица не залетала?» — импровизировал он на ходу.

— Бред! Самодеятельность! — презрительно фыркнул Фердинанд. — Сам лети! А я поднимусь по лестнице. «К вам мой хозяин не залетал?» — передразнил он Егора.

— Задушу! — твердо пообещал Егор и вышвырнул Фердинанда в окно.

— А-а-а! — закричал не ожидавший такой жестокости попугай и пропал из виду.

А Егор поплотнее закрыл окно, чтобы Фердинанд не вздумал вернуться, и как был, в тапочках, растрепанный, небритый, в старом свитере рванул по лестнице на пятый этаж.

Постоял, отдышался и позвонил. Послышались легкие шаги, и чарующий — о Господи, тот, именно тот! — Голос осторожно спросил:

— Кто там?

— К вам моя птичка не залетала?

— Нет…

И тут оба услышали отчаянный стук в окно и крики:

— Соня! Бога ради, открой!

Девушка ахнула и бросилась в гостиную. Егор побежал за ней. За окном на обледенелом откосе балансировал Фердинанд и хрипло вопил:

— Сонюшка! Открой! Оглохла, что ли?

Они вдвоем дергали капитально заклеенные на зиму рамы. Фердинанд не удержался, поскользнулся и ухнул вниз. Соня вскрикнула и закрыла лицо руками. Егор поднажал, окно распахнулось, и они, тесно прижавшись друг к другу, заглянули вниз… Фердинанд сидел на окне четвертого этажа и тяжело дышал. Он задрал голову, увидел их бледные испуганные лица, с усилием взмахнул толстыми крыльями и неловко взлетел. Уцепился за откос, и Егор с Соней втащили попугая в комнату. Он упал на ковер и затих.

Пока Егор закрывал окно, борясь с ледяным порывистым ветром, Соня занялась попугаем.

— Позвольте мне, — пророкотал Егор совершенно несвойственным ему глубоким басом. — Я врач. — Он бережно, но решительно отодвинул Соню и, наморщив лоб, стал щупать Фердинанда. Опустил веко, открыл клюв, пропальпировал живот. Фердинанд изображал глубокий обморок — так ему было спокойнее. Пауза затягивалась. Тогда Егор коротко, но сильно ударил Фердинанда.

— Мне уже лучше! — мгновенно очнулся попугай. Вскочил, оправил помятые перышки и, отставив лапу, торжественно объявил: — Соня! Позволь тебе представить моего лучшего друга — Егор… м-м… не знаю, как по батюшке… стар, Сонюшка, забыл… А фамилия его — Овчинников.

Егор вскочил, шлепнул задниками разношенных тапок и резко уронил голову на грудь. По его нелепым фантазиям именно так следовало представляться княжне Голицыной.

Соня улыбнулась и подала ему руку.

— Софья. Так вы врач? — переспросила она уважительно и вдруг вскрикнула: — Ой! Это вы! — Отступила на шаг и мучительно покраснела.

— Да, это я… — Егор всмотрелся и узнал прекрасные испуганные глаза девушки, которую утром увидел в сугробе под колесами своей машины.

И они заговорили одновременно, перебивая друг друга.

— Ой, простите! Черная кошка! Конечно, это суеверие, но я, не знаю почему, расстроилась и хотела обойти… Мне казалось, что улица совсем пуста…

— Простите, Бога ради! Всю ночь не спал! Сложнейшая операция! Совершенно безнадежный случай… но вытащил!

Тут оба смолкли и засмеялись.

— Чаю? Кофе? — любезно предложила Соня.