Безумие на Бали - [28]

За ближайшим столом ужинали пожилой китаец с женой. Они как-то странно посмотрели на Малко и вновь уткнулись в свои тарелки. Другой китаец, тоже старый и морщинистый, стоял у кассы. Он постарался скрыть свое удивление за беззубой улыбкой и на ломаном английском спросил, что мистер желает заказать.

– Ужин, – ответил Малко.

На лице хозяина отразилось еще большее удивление. Он не помнил, чтобы к нему когда-нибудь заходили белые. Он поспешно указал Малко на самый чистый, то есть наименее грязный стол, и пододвинул шаткий скрипучий табурет.

Над сушеными фруктами кружили большие мухи; из кухни тянуло чем-то кислым. К Малко подошел еще один китаец-официант, но помоложе. Малко знаком попросил меню. Меню не оказалось; тогда австриец жестом дал понять, что делает заказ на его усмотрение.

Китаец исчез за дверью вонючей кухни и почти сразу же вернулся со щербатой тарелкой, наполненной горячей желтоватой массой. Малко попробовал и брезгливо отодвинул тарелку: это оказался обычный индонезийский нази-горенг – разве что с рисом и шафраном. Малко подозвал официанта и попытался что-то возразить, но тот упрямо твердил:

– Chinese cooking, китайская кухня!

Повара ограничились тем, что нарезали мясо в нази-горенге мелкими кусочками, чтобы придать ему более “китайский” вид.

Старик хозяин вышел из-за кассы и поспешил на помощь официанту, присягая, что Малко подали самое настоящее пекинское блюдо. Малко впервые видел, чтобы китаец отказывался от национальных традиций. Похоже, индонезийская жизнь довела хозяина до последней черты... Малко обреченно вздохнул и принялся за свой нази-горенг, запивая его невесть откуда взявшимся пивом “хеннекен”.

Он нарочно растягивал свой ужин, чтобы дождаться, пока уйдут остальные посетители; он уже допивал пиво, когда супружеская пара наконец вышла. Морщинистый китаец дремал у своей кассы. Малко поднялся и, широко улыбаясь, попросил счет. Хозяин протянул ему клочок бумаги, на котором было нацарапано: “200 rupias”. Малко достал пятидолларовую бумажку и положил ее на стойку.

– Сдачу, пожалуйста.

В глазах старика мелькнул алчный огонек.

– Не можно менять доллар...

– Рупий нет, – твердо сказал Малко.

Хозяин в замешательстве развел руками. Ему ужасно хотелось заполучить купюру, но его сухая костлявая рука была парализована страхом перед властями.

– Рупий нет, – повторил Малко.

С быстротой ящерицы, заглатывающей муху, китаец вцепился в долларовую купюру и спрятал ее в выдвижной ящик. Затем он принялся отсчитывать засаленные рупии. Малко ликовал: первый шаг был сделан.

Укладывая рупии в бумажник, он будто нечаянно показал хозяину пачку стодолларовых банкнот. Старик едва не упал в обморок.

– Я хотел бы прокатиться по морю, – сказал Малко. – Мне говорили, что у вас есть лодка...

На этот раз китаец ни секунды не медлил с ответом.

– Да, да, лодка завтра. Отель “Бали”?

– Большой лодка? – спросил Малко, вступая в игру.

Хозяин засмеялся и кивнул – что, впрочем, ничего не означало.

– Мотор?

Старик расстроенно помотал головой; мотора не было. “Даешь плот “Медуза””! – подумал австриец. Что ж! Агент ЦРУ, бегущий с острова Бали под парусом, – это даже интересно...

Малко осталось решить лишь одну маленькую проблему. Он наклонился к неровному свету керосиновой лампы.

– Я хочу совершить прогулку сегодня ночью, а не завтра. Китаец непонимающе уставился на него. Малко медленно, с расстановкой повторил сказанное. Смысл фразы наконец дошел до затуманенного сознания китайца, и он энергично замотал головой:

– Ночью – не можно, ночью – не можно!

В какой-то момент Малко показалось, что хозяин собирается немедленно прогнать его. Однако отступать было уже поздно. Австриец вновь достал бумажник и вынул из него три купюры по сто долларов. Для старика это были поистине сказочные деньги.

Малко тщательно разорвал все три купюры пополам и пододвинул три половинки к китайцу, глядя ему прямо в глаза.

– В три часа ночи. О’кей?

Старик был на грани нервного припадка. Внезапно с улицы донеслись голоса, и он мгновенно спрятал половинки купюр в ящик. Малко пытался угадать, что у хозяина на уме: ведь он только что вверил свою судьбу этому китайцу.

Последовала долгая пауза. Мужчины смотрели друг на друга. Внешне это была вполне мирная сцена. Наконец губы китайца едва заметно шевельнулись, и он проронил:

– Четыре часа. О’кей.

Китайцу потребовалось еще добрых десять минут, чтобы объяснить: поправка во времени сделана по причине отлива.

Малко нарисовал на бумажной скатерти план пляжа, на котором лежал каркас потерпевшего крушение корабля, и сказал, что будет ждать китайца там. Все дальнейшее зависело лишь от везения. До Явы было всего сто километров, но до Тимора – португальского владения, а значит, более надежного пристанища – почти тысяча...

Они расстались, не пожав друг другу руки. Малко испытывал некоторое облегчение. Китаец – храни его Бог! – крепко сидел у него на крючке.

Возвращаясь на такси в отель, Малко повстречал странную процессию, с песнями движущуюся по дороге. Женщины шли босиком, водрузив на головы невероятно сложные башни из фруктов и цветов. Мужчины с беспечной улыбкой помахивали длинными ножами-парангами. Уступая им путь, таксист едва не съехал в придорожную канаву. Малко захотелось выйти и понаблюдать за ритуалом. Однако ему, скорее всего, ничего бы не показали: балийцы строго хранят тайну своих религиозных церемоний.