Безумие Дэниела О'Холигена - [97]

Шрифт
Интервал

в кубе минус девять. Одна из самых любимых моих формул. Теперь окружности, эллипсы и гиперболы!

Пальцы на мельнице вращающихся рук мелькали так, словно Креспен отбивался от налета ос.

— X в квадрате плюс y в квадрате равно трем, восьми или миллиону! Y минус три равен плюс минус квадратный корень из девяти минус квадрат x минус два. И чудесный эллипс, скажем, четыре x в четвертой степени плюс девять y в четвертой степени равно тридцать шесть… А лихой асимптотой к гиперболе — сногсшибательное y равен шесть, деленное на x минус три!

Креспен уронил руки и тяжело дышал после своих напряженных движений и слов. Пока он таращился в пространство, где только он один и мог видеть плоды своих усилий, Дэниел постарался изобразить на лице удовольствие, а Зеленый Рыцарь сосредоточился на сокрытии замешательства.

— Таким образом, мудрецом Креспеном де Фюри была создана геометрическая система координат. Эту божественную фразеологию дарует какой-нибудь мыслитель будущего во славу человечества и, надеюсь, мою. — Креспен выпустил из рук пергамент, и тот уплыл в пустоту в испарениях Священного озера.[87]

Теперь Креспен был на полном ходу откровения.

— Моя система координат, о которой я только что рассказал, была разработана за долгие часы, проведенные в библиотеке Сен-Клюна, и когда я наконец упорядочил ее, я смог, используя свою символическую математику, описать рефракцию монокля и кривую, которая возникала, если глядеть в монокль на мир. Представь же мое изумление, когда я изложил все это на пергаменте и обнаружил, что эта кривая есть спираль: не окружность, как я поначалу думал, а огромная спираль, первый виток которой примерно равен окружности Земли и которая с каждым новым витком бесконечно медленно, словно мощная часовая пружина, приближается к центру. Я усиленно размышлял над тем, почему так происходит и что это должно значить, но, увы, безрезультатно.

Я знал, что притча Иисуса — важнейший элемент для моего дальнейшего понимания, и пока Евдоксия не нашла тебя, отчаялся когда-либо ее услышать. Даже услышав притчу и историю дальнейшей жизни Иисуса, я бился над ними много дней, пока наконец вчера вечером тайна не открылась мне, осветив своим появлением темноту монастыря. Я сидел, Дэниел, как обычно, и перебирал так и этак факты, в надежде обнаружить хоть какой-то намек на перспективу или закономерность. Я записал притчу и положил листок перед собой, обдумывая каждую ее деталь. Богиня — чистый символ, в этом я был уверен, так же как и неистовый внешний мир. Иисус не из тех, кто вдохновляется мифами. Но что же они символизируют? Что это за пыльная сфера, на которую божество поместило своих созданий — первого мужчину и первую женщину?

То, что Земля сферична, греки обсуждали уже много веков назад. Это напомнило мне об Аналоге Галикарнасском и о том отчаянии, которое он испытал после откровений Назарянина. Почему отчаяние? Что именно изложил он в своем «Альмагесте», а Иисус свел на нет? Мой ум находился на пределе своих возможностей, а я подстегивал его снова и снова. Аналог, размышлял я, должно быть, первым доказал, что вовсе не Земля, а Солнце находится в центре Солнечной системы. Это и был памятник его вечной памяти, о котором он говорил. Как же Иисус разрушил его удивительную интуицию? Я вернулся к притче — и тут меня ударило, словно боевым молотом Берсилака! Перед тем как покинуть этот мир, рассерженная богиня в гневе вывернула сферу. Вот она, главная фраза всей притчи! В ней символизм утончается настолько, что сквозь него на мгновение прорывается реальный смысл.

Иисус из Назарета первым понял, что мы живем не на внешней коре небесного тела, а на внутренней поверхности обширной пустой сферы, и потому все наблюдаемые нами звезды, планеты, созвездия, галактики — весь видимый космос замкнут внутри сферической оболочки вместе с нами! Мироздание замкнуто — вот какой неизбежный вывод увидел Аналог на разложенных перед ним Иисусом страницах: вывод, совершенно несовместимый с греческой Солнечной системой. Это сделано его гений ненужным и разбило ему сердце. Он увидел, что, как и все мы, он заблуждался, сколь бы изящно ни были эти заблуждения изложены.

Дэниел не на шутку встревожился:

— Как и все мы? Но почему Иисус не заблуждался?

Креспен достал из своего одеяния ярко сверкнувший монокль.

— Мы постоянно заблуждаемся, потому что верим в то, что не истинно. Мы верим нашим ощущениям и позволяем сознанию дремать в фальшивой безопасности своих дурацких убеждений. Довольно рано мы отказались от представления, будто бы Земля плоская, но вскоре, убежденные в ее шарообразности, предположили, что она закругляется на горизонте, потому что с какого-то расстояния не видим уже ни земли, ни воды.

— Но ведь она действительно закругляется на горизонте! — вскричал Дэниел.

— Только в том случае, если, по своей глупости, ты считаешь, что свет, позволяющий нам видеть, распространяется по прямой, — с триумфом воскликнул Креспен, — но это ложно, ложно, ложно! Вовсе не земля уходит за горизонт, а наше зрение поднимается над ним! Нам кажется, будто бы земля закругляется, и так казалось всему человечеству и могло бы казаться всегда, если бы не Назарянин со своей линзой. Она устремляет свет по точно такой же, но противоположно направленной спирали, возвращая ему таким образом прямоту и позволяя обладателю линзы видеть мир таким, каков он есть. Вот для чего понадобился воздушный змей, Дэниел. Ты понимаешь, почему мальчишке нужно было видеть мир с такой высокой точки? Потому что интуиция подсказала ему то, что последующий полет подтвердил: в тот день юный Иисус взглянул с воздушного змея в свой монокль и увидел, что земля круглится вокруг него по внутренней поверхности сферы. Он увидел дальние земли так далеко, как мог видеть глаз, то есть бесконечно. Высоко в небе над собой он увидел океан антиподов, а вдоль сферы протянулись горные хребты, пустыни, архипелаги и острова. Вот что послужило источником его экстаза и искреннего приятия абсолютного знания после возвращения на землю.


Рекомендуем почитать
Добро пожаловать в Москву, детка!

Две девушки-провинциалки «слегка за тридцать» пытаются покорить Москву. Вера мечтает стать актрисой, а Катя — писательницей. Но столица открывается для подруг совсем не радужной. Нехватка денег, неудачные романы, сложности с работой. Но кто знает, может быть, все испытания даются нам неспроста? В этой книге вы не найдете счастливых розовых историй, построенных по приторным шаблонам. Роман очень автобиографичен и буквально списан автором у жизни. Книга понравится тем, кто любит детальность, ценит прозу жизни, как она есть, без прикрас, и задумывается над тем, чем он хочет заниматься на самом деле. Содержит нецензурную брань.


Начало хороших времен

Читателя, знакомого с прозой Ильи Крупника начала 60-х годов — времени его дебюта, — ждет немалое удивление, столь разительно несхожа его прежняя жестко реалистическая манера с нынешней. Но хотя мир сегодняшнего И. Крупника можно назвать странным, ирреальным, фантастическим, он все равно остается миром современным, узнаваемым, пронизанным болью за человека, любовью и уважением к его духовному существованию, к творческому началу в будничной жизни самых обыкновенных людей.


Нетландия. Куда уходит детство

Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.


Вниз по Шоссейной

Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.


Блабериды

Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!


Естественная история воображаемого. Страна навозников и другие путешествия

Книга «Естественная история воображаемого» впервые знакомит русскоязычного читателя с творчеством французского литератора и художника Пьера Бетанкура (1917–2006). Здесь собраны написанные им вдогон Плинию, Свифту, Мишо и другим разрозненные тексты, связанные своей тематикой — путешествия по иным, гротескно-фантастическим мирам с акцентом на тамошние нравы.