Безумие. Боль - [73]

Сходить с ума, каждый раз, когда буду видеть ваши фотографии, тянуться ночью к телефону, борясь с желанием позвонить тебе, пересматривать десятки, сотни раз твое изображение на экране ноутбука, выискивая все такие знакомые мелкие морщинки в уголках глаз. Проводить пальцами по монитору и шептать слова признания в любви, в том, что ничего – то для меня не изменилось, кроме одного, больше тебя нет рядом и не будет. Уже сейчас мне это все мне отчетливо видно, но все же мое решение с каждой минутой лишь крепнет. Если мы останемся вместе, то ближайшие тридцать лет я проведу в этом доме, в вечном ожидание, когда ты приедешь, оставив свою жену. Каждый раз боясь, что ты мне скажешь, о ее беременности, а потом, сходя с ума от боли, стоит этому стать реальностью.

Не о такой жизни я мечтала, когда была маленькой, да и кто в здравом уме захотел бы подобного? Потом, став девушкой, я тешила себя мыслями о счастливом браке и куче детей. Был период, когда думала, что мужчиной моей мечты является Майкл, период, который закончился благодаря тебе. А потом… потом были мечты, связанные только с тобой, с будущем, в котором мы будем вместе. Теперь и их не осталось, есть только горечь от сознания реальности – никогда более, в моей жизни не будет мужчины, которого я буду так любить. Может будут какие – то другие, возможно и чувства к ним будут, но никогда и никого, я не смогу полюбить так же сильно, так же зависимо и безумно как тебя. Ты в каждой части моего тела, в моей крови, в моем сознание и этого не изменить, потому и не появится другого, ставшего на твое место. Только… только жалкие замены, да и в этом я не могу быть уверенна. Сейчас я знаю только одно – любовь к тебе, это то, что было суждено мне судьбой, ты стал тем, кто изменил и сломал меня, но ты же смог и возродить меня обратно к жизни, научить очень многому. Научить, что такое взрослый человек.

Лукас, я очень люблю тебя, с такой силой, что это граничит с болью. Прости меня, если когда-нибудь сможешь.

Как и раньше, я писала от руки, меня это успокаивало, было что – то очень ностальгическое, в том, чтобы писать письмо на бумаге, так как это делалось раньше, до появления всех современных штучек, позволяющих набирать текст с клавиатуры. Возможно это было практичнее и быстрее, да и бумага не тратилась, на радость экологам, но доверить свои эмоции бездушной машине, казалось мне чем –то, что их обезличило бы.

Стопка листов, исписанных красивым почерком, не зря было потрачено столько времени, поблескивающая в свете настольной лампы ручка и понимание, что именно это письмо, я не смогу сохранить. Одно только упоминание отца Лукаса, требовало от меня уничтожить все. А еще был страх, что по закону подлости, он его увидит, так как это бывает в романах – пошел за ручкой, нашел письмо к любовнику. Мое тоже относится к разряду таковых, только найдет не любовник, а любимый, письмо, обращенное к нему. Жалостливое, открытое, но не нужное ему, нам, нашим отношениям… даже мне, это письмо по сути не нужно. Все эмоции уже на бумаге, остается только спуститься вниз, и спалить листки бумаги, например, над раковиной, чтобы не разжигать в такую жару камин.

Почему – то, когда я поджигала бумагу, мне на память пришел Люк. Долгие годы я о нем не вспоминала, гнала как можно дальше мысли о своем друге, о том человеке, который пострадал от Каролины больше прочих. Наверное, это была трусость, но в течение трех лет, я даже имя его мысленно не произносила, может боясь воспоминаний или мыслей о том, или чувства вины, которое накрыло меня с головой, стоило мне узнать о произошедшем. Бумага, которая почернела и разлетелась по всей раковине, складывалась перед моим мысленном взором, в фотографии страшной аварии, в больничную палату, в которой лежал Люк, весь в бинтах, с ожогами, переломами, весь изломанный и внутри, в душе гораздо больше чем снаружи, потому что какую бы версию не придумали для прессы… близким было известно, что он сам выехал в бетонный отбойник дороги. Не было никаких неисправностей в машине, неожиданно отказавших тормозов или плохой погоды, было того его желание закончить эту жизнь. И в том была и моя вина, как бы он не отрицал это потом, когда пришел в сознание, я чувствовала, что последней капли стал мой рассказ о поступке Каролины, по отношению ко мне.

То был последний день, когда я видела Люка и не потому что я пыталась скрыться и сбежать от своего чувства вины, не видя его, нет. Просто он не хотел видеть меня, да и кого – либо другого тоже, возможно основной причиной было, что не знал, как объяснить родным и близким свой поступок… или же не хотел никого видеть, пока еще не было определенности, по его состоянию: будет ли ходить, останутся ли шрамы. Но меня продолжал мучить вопрос, насколько его поступок был связан с моими откровениями и насколько с тем, как безжалостно его бросила Каролина, постаравшаяся максимально растоптать его гордость, все самое хорошее и доброе, что в нем было.

Очень хотелось думать, что только она одна во всем виновата, но один момент не давал покоя: в нашу последнюю встречу до той аварии, он казалось нашел какую – то дорогу назад, из депрессии, в которой оказался, оставшись один, но я, тогда слишком наивная и безбожна глупая, отбросила его обратно, рассказав все как есть, кроме имени Лукаса, о поступке Каролины и Майкла, а также о том, что они много лет были любовниками. Как не отрицай, это было ошибкой, нужно было молчать, как бы плохо не было мне, не говорить, а просто радоваться за близкого человека, что он избавился от этой заразы.