Безудержная страсть - [193]

– Так, значит, вы нашли их… – Констатируя факт, Шеннон пропустила слова Леонардо об столь щедром даре мимо ушей. Ее суровый взгляд метнулся к отяжеляющему руку мешочку со злосчастными камнями. Впервые в жизни не испытывая триумфальной радости от владения столь небывалой суммы, Шеннон почувствовала, как ее глаза наливаются жгучими слезами.

– Камера. – Пояснил ровный мужской голос. – Я всегда знал, что ты их не забирала.

– Вы знали, что я не передала бриллианты своему напарнику, но, тем не менее, не спешили снять с меня обвинение. Почему?

– Просмотрев запись скрытой камеры, я увидел, куда ты спрятала камни и, признаться, был поражен. Я хотел поговорить с тобой по этому поводу, но ты снова исчезла. Я не знал об этой договоренности между Мануэлем и губернатором. А из окружающих меня людей никто не решался назвать твое местонахождение, чтобы ещё больше не тревожить больное сердце богатого старика. Мне ничего не оставалось, как ждать самого суда, где я и хотел встретиться с тобой.

Вновь завладев ее пристальным взглядом, Леонардо едва заметно улыбнулся.

– Но, поверь, даже если б ты не оказалась моей дочерью, я бы все равно забрал свое обвинение, ведь ты ничего не украла. Ты невиновна.

Понимая, что на нее пытаются навешать незаслуженные ярлыки благородной девочки, Шеннон открыто рассмеялась.

– О, нет, синьор, я виновна. Я – воровка. Обычная мошенница, обчищающая кошельки состоятельных граждан. Так что не нужно утруждаться, оправдывая мое славное имя, прикрыв его ложной добродетельностью. Я не горжусь своей профессией, но только благодаря этому я и смогла выжить в мире, в котором я лишь гнилой отбросок общества, не заслуживающий даже куска хлеба.

– Если бы ты только знала, как я корю себя за это… – С ощутимой болью в хриплом голосе произнес Леонардо, взглядом умоляя ее о прощении. – Это целиком моя вина. Если бы не мои ошибки, ты бы никогда такой не была.

Равнодушно приняв его заботливые слова, Шеннон непреклонно произнесла:

– Я стала той, кто я есть. И мне не стыдно за это. Я прошла через сущий ад и выжила – этим уже стоит гордиться!

Услышав подобный ответ лицо старика выразило нескрываемое уважение к стоящей перед собой персоне, отчего у Шеннон защипало в глазах от стоящих в них слез.

– Прости, я не это хотел сказать. Я презираю себя за то, что вам с матерью пришлось пережить. – Тихо сказал он, уронив свой тяжкий горестный взгляд на колени. – Если бы я только мог все исправить…

– Не презирайте себя – это моя прерогатива! – Не сдержавшись, со злостью прошептала Шеннон. – И что же теперь, думаете, я кинусь вам на шею со словами: «Папочка, где же ты был?» Даже не надейтесь!

Вновь подняв свое печальное лицо, Леонардо слабо покачал головой.

– Я и не думал об этом. – Просто признал он. – Я лишь хотел с тобой объясниться и, молю Бога всем сердцем, чтобы ты дала мне второй шанс.

Видя отчетливую нерешительность в глазах дочери, Леонардо удвоил усилия:

– Позволь мне быть рядом с тобой. Я хочу помогать тебе, чем только смогу. Я обеспечу тебя всем, о чем ты…

Едва сдерживая готовые градом пролиться слезы, Шеннон отрицательно покачала головой.

– Вы серьезно думаете, что мне нужны ваши деньги? Думаете, это деньги привели меня к вам в дом? Нет. – Бросив ценный мешочек с камнями на письменный стол, усмехнувшись, четко произнесла она. – Не деньги привели меня к вам, а месть! Я лишь хотела отомстить вам, забрав то, что вам так сильно дорого, чтобы вы, наконец-то, поняли, что такое настоящая боль!

Стойко выдержав ее прямоту, Леонардо спокойным голосом ровно произнес:

– Я прекрасно знаю, что такое настоящая боль. И поверь мне, потеря этих камней никогда не смогла бы сравниться с потерей любимой женщины, носящей под сердцем твоего ребенка.

Не сдержав льющиеся по щекам слезы, Шеннон посмотрела в пол. Ее лютая ненависть, ее слепое презрение к этому человеку таяли, как дым на ветру. Как бы она и дальше хотела оставаться равнодушной, бесчувственной статуей, беспристрастно слушающей россказни пожилого старца, но все же она не смогла сопротивляться глухо бьющемуся в груди сердцу. Сердцу, которое жаждало любви и заботы от своего настолько же одинокого родителя, как и она сама.

– Возможно, – сквозь слезы, едва слышно прошептали ее губы, – когда-нибудь я смогу посмотреть на все это вашими глазами и поверить, что моя мать была вам небезразлична. Возможно, я даже смогу назвать вас папой. – С горькой улыбкой произнесла она. – Но пока я не могу так просто вас просить, во мгновение ока забыв всю неимоверную тяжесть прожитых лет. Не могу забыть мамину глупую смерть от того, что ей пришлось поздно возвращаться с одной из своих многочисленных работ, нарвавшись на группу каких-то насильников. Не могу!

Понимающе склонив голову, Леонардо и сам почувствовал, как заметно увлажнились его щеки.

– Я знаю, что это непросто и, быть может, совсем нереально. Но верю, что когда-нибудь ты почувствуешь мою любовь. Сможешь посмотреть на все произошедшее моими глазами. И в один счастливый день назовешь меня своим отцом. Сейчас же я просто хочу, чтобы ты знала, что я всегда буду рядом, терпеливо ожидая твоего решения.