Безродные шпионы. Тайные стража у колыбели Израиля - [2]

За столиком сетевого кафе рядом с эскалатором сидел разведчик Ицхак Шошан — в прежней жизни Заки Шашо из Алеппо, известный также как Абдул Карим Мухаммед Сидки из Бейрута. В его повествовании о том, как у него на глазах рождался Израиль, не было привычных нам действующих лиц, и звучал этот рассказ непривычно, зато он объяснял настоящее лучше, чем все, что мне доводилось слышать раньше. То была ближневосточная история. Потом я вышел на улицу и увидел ее другими глазами. Тогда я и решил, что настало время поделиться этой историей.

Я опирался на интервью, взятые у Ицхака и других людей, на документы из военного архива Израиля, в том числе впервые рассекреченные по моему запросу, на документы из архива Хаганы — еврейской подпольной армии, действовавшей до образования государства, а также на неопубликованные свидетельства участников событий, ушедших из жизни до того, как я решил с ними побеседовать. Особенно пригодились две вышедшие только на иврите и давно не переиздававшиеся книги об истории Арабского отдела. Первую, пера историка Цвики Дрора, выпустило в 1986 году Министерство обороны Израиля — ее я для простоты буду называть «официальной». Вторую, изданную в 2001 году, написал на закате жизни один из наших четырех агентов, Гамлиэль Коэн. Я привожу цитаты из документов, аудиозаписей, своих интервью. Отсутствие примечаний означает цитирование по памяти. В конце книги перечисляются источники.

Неписаные правила шпионской литературы требуют, кажется, чтобы герои меняли ход истории или по меньшей мере ход войны, в которой участвуют. Как это ни соблазнительно, так бывает, боюсь, нечасто, и в случае наших разведчиков этого не произошло, как ни велик был их вклад в исход войны. Их деятельность не привела ни к драматическим событиям, позволившим избежать катастрофы, ни к решению дьявольской головоломки. Их историческое значение — в другом: они стали эмбрионами одной из самых могущественных разведывательных служб мира, «скромным началом долгой плодотворной традиции», как назвали их историки Бенни Моррис и Йен Блэк, «прямой связью между мелким любительством, каким была сионистская разведка в самом начале, и серьезными профессиональными усилиями, предпринятыми после 1948 года».

Как указывает в своей официальной истории Цвики Дрор, в израильской разведке учат, что нашим началом послужило подразделение «Заря», из которого выросли крупные операции и все то, что в последующие годы стало известно всему миру как «подвиги „Моссад“». Эти подвиги — полезная мифология для маленькой страны, находящейся в опасном положении; они затушевывают уязвимость народа. Но мы пишем только о народе и о его уязвимости, о затушевывании речи не идет.

Это не всеобъемлющая история рождения Израиля или израильской разведки, даже не самого этого подразделения. Речь идет о двадцати ключевых месяцах, с января 1948-го до августа 1949 года, о двух левантийских портах в восьмидесяти километрах друг от друга и о четырех молодых людях, угодивших с периферии в самую гущу событий. Я искал не столько суть исторических событий, сколько их человеческое сердце, — искал и находил.

Часть I Хайфа

1. Лазутчик

Улицу переходил молодой человек в новом костюме, с настоящим паспортом на вымышленное имя. Стоял январь 1948 года; в Хайфе это дождливый сезон. Над портом громоздилась гора Кармель одного зеленого оттенка; по другую сторону простиралось Средиземное море другого оттенка того же цвета; все это было накрыто низким серым небом. Молодой человек решительно шагал с чемоданом в руке. Он торопился на самолет. Судя по одежде и повадкам, он не был ни рабочим, ни преподавателем — скорее, сыном лавочника из арабских кварталов; последнее соответствовало действительности. Он называл себя Юсефом; давайте и мы до поры до времени будем звать его этим именем.

Молодой человек напускал на себя целеустремленный вид, но его притворная собранность была блефом, как и его имя. Ему нужно было только взять билет и попасть в маленький аэропорт за городом, но он знал, что эта непростая задача. Война шла всего полтора месяца, но расстояние между жизнью и смертью уже стало пустяковым, длиной в ошибочно употребленный глагол, в опрометчивый ответ на резкий вопрос. Деталь одежды могла стать решающей: сельский житель, обутый как городской клерк, слишком чистая рубашка на работяге. Город был пропитан новым, смертоносным электричеством — страхом шпионажа и диверсий. Стены, мимо которых торопился Юсеф, были заклеены плакатами Арабского национального совета:

К благородному арабскому населению:

опасайтесь пятой колонны!

Или:

Благородные арабы!

Национальный комитет не жалеет сил, выполняя свой долг перед вами, он сознает всю величину своей ответственности по спасению родины и освобождению ее от всех врагов.

В архиве сохранилась фотография Юсефа, она поможет нам представить эту картину.

Хайфа была главным портом Британской Палестины — наполовину еврейским, наполовину арабским городом, не столько единым целым, сколько скоплением кварталов, тянувшихся от причалов вверх по склонам Кармеля и связанных друг с другом извилистыми дорогами и каменными лестницами; у воды обитали арабы, выше, на горе, — евреи. В отличие от Иерусалима, привлекавшего почти все внимание и вызывавшего бурю страстей, Хайфа была не скопищем оспариваемых святых мест, а городом-тружеником с нефтеперерабатывающим заводом и складами, полным мошенников и бурной деятельности, обычно кипящей в портах и вокруг. Там звучали не только иврит, английский и диалекты арабского, но и греческий, турецкий, идиш и русский. Над портом вот уже три десятилетия, со дня прихода британцев, реял «Юнион Джек». Но теперь все разваливалось прямо на глазах.