Безмолвные воды - [37]

Я и не собиралась. Мне давным-давно было ясно, что эти женщины ненормальные. Меня больше заботило, как их слова повлияют на маму. Даже если она старается оспорить их мнения, они все равно найдут лазейку, чтобы проникнуть в ее подсознание. Временами мамина реакция на что-то была не похожа на ее собственную, а выражалась словами этих четырех всадников Апокалипсиса. Папа всегда говорил: остерегайся мнения толпы, потому что однажды оно превратит тебя в совершенно другого человека, и обратно стать самим собой уже будет невозможно.

– Я просто говорю, что если ты позволишь этому продолжаться, она никогда не поправится, – снова завелась Лорен. – Ни в коем случае нельзя позволять ей…

– Лорен, прекрати! – крикнула мама, повергнув нас с папой в шок. Даже она сама слегка вздрогнула, пораженная собственным громким голосом. – Достаточно. Да, у моей дочери есть свои проблемы, но это не повод для того, чтобы ты сидела здесь и битый час ее унижала. Я никогда не поступала так в отношении твоего ребенка и ожидаю такого же уважения к моему. И будет ли моя дочь с кем-то встречаться, и с кем именно она будет встречаться – решать ее отцу и мне. Отныне я принимаю во внимание твое мнение, но не более. Только мнение. Ты имеешь на это право, но будет еще лучше, если станешь держать его при себе.

– Вау, – выдохнул папа, и легкая улыбка заиграла на его губах. – Вот она – та женщина, на которой я женился.

Тема разговора сменилась, и Лорен даже пробормотала какие-то извинения.

– Шутку? – спросил папа.

Конечно.

– Что общего между приговором и беременностью? И там, и там сначала задержка! – он засмеялся, хлопнув себя по колену.

Я закатила глаза.

Господи. Обожаю своего отца.

***

Всадники Апокалипсиса разъехались по своим отелям уже за полночь. Брукс какое-то время до этого перестал мне писать, и я решила, что он просто от души веселится на концерте. Пару часов спустя меня разбудил звук медленно открывающейся двери.

– Магнит? – прошептал Брукс. – Спишь?

Я села в кровати.

Он улыбнулся, вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Подойдя к моему столу, включил лампу, и ее свет в три часа ночи был для меня равносилен звонку будильника.

– Извини, что перестал писать тебе сообщения. Телефон сел на середине шоу. А потом концерт подошел к концу, и началось совершенно безумное выступление на бис. Господи! Мэгги, какая энергетика была в зале! Клянусь, складывалось ощущение, что от этой энергии даже стены вибрируют! А музыканты! – он продолжал расхаживать по комнате, оживленно и взволнованно жестикулируя и рассказывая мне все подряд: о группе, о гитарах, на которых играли музыканты, о клавишных, о барабанах, о том, как Рудольф получил по лицу барабанной палочкой, и как Оливер оказался тем, кто его ударил. Брукса буквально распирало от удовольствия. Музыка полностью меняла его – она была способна давать ему чувство свободы от всех ограничений.

Мне это нравилось.

– Я привез тебе это! – сказал он, вытаскивая из кармана значок с концерта. – Эта группа выступала сегодня. Jungle Treehouse. Боже, Мэгги, тебе бы это понравилось, я точно знаю. Хотелось бы мне, чтобы ты тоже там была. На обратной дороге по пути к тебе я зарядил телефон в машине и скачал несколько их песен. Вдруг ты захочешь послушать?

Я хотела.

Мы легли на кровать, вставили в уши наушники и стали слушать музыку. Из угла комнаты струился тусклый свет. Наши сердца были открыты друг другу. Он повернул голову ко мне, а я к нему. Брукс сплел наши пальцы, положил руку себе на грудь, и я ощущала биение его сердца, пока музыка передавала ему вибрации моего сердца.

– Я люблю тебя, Мэгги Мэй, – прошептал он, глядя мне в глаза. – Я хочу сказать, что вот сейчас смотрю на тебя и не могу избавиться от мысли: «Вау, я действительно люблю эту девушку». Знаешь? Я люблю в тебе все. Люблю тебя и в хорошие дни, и в тяжелые. Кажется, в тяжелые дни я люблю тебя еще сильнее. Не уверен, что уже можно в этом признаваться, потому что не знаю, готова ли ты. Но с этим проблем не будет. У тебя есть столько времени, сколько потребуется. Просто хотел сделать тебе это признание, ведь если любишь кого-то, нужно кричать об этом, иначе любовь станет грузом на сердце. Оно будет тяготиться этим грузом, и ты начнешь задавать себе вопрос, любят ли тебя в ответ. Хотя меня это не беспокоит. Я просто лежу здесь, рядом с тобой, разглядываю крошечные веснушки на твоем лице, которые большинство людей и не заметит, и думаю о том, как сильно я люблю тебя прямо сейчас, – он обнял меня, и я прижалась к нему теснее, устроив голову на его груди.

Так мы и лежали, обнявшись. Его грудь мерно поднималась и опускалась, и через несколько минут он заснул. Я оставила нежный поцелуй на его шее, а потом прижалась губами к его рту. Осторожно прикусила его нижнюю губу, и Брукс открыл глаза. Его взгляд был сонным и потерянным, но на губах тут же заиграла улыбка. Брукс всегда улыбался, когда смотрел на меня. Я снова поцеловала его и встретилась с ним взглядом. Опять поцеловала, и он прижал меня к себе всем телом.

– Да? – прошептал он.

Я кивнула.

Я любила его.

Я любила, и он это знал. Пусть я не могла сказать этого словами, он все равно чувствовал это – в каждом моем прикосновении, в каждом поцелуе, в каждом объятии. Ведь лучшая любовь – та, которую чувствуешь, разве нет?