Безмолвные клятвы - [57]

– Леди… джентльмены… если вы позволите? Он наклонился и, пользуясь тем, что Речел раскрыла рот от удивления, впился в ее губы поцелуем. Она уперлась ладонями в его грудь. Генри поднял голову:

– Речел, они жаждут иллюзий. Почему вы им мешаете?

Он начал целовать уголки ее губ. Речел широко раскрыла глаза, затем прищурилась, когда муж подмигнул ей. Она обернулась к собравшимся и прижалась щекой к его груди, изображая застенчивую новобрачную. Через секунду их губы слились в долгом поцелуе.

Мужчины закричали, две женщины зааплодировали, а третья – индианка – нахмурилась и отвела глаза. Генри убедился в том, что реакция жителей на его действия более чем одобрительная. Он внес Речел в прихожую и закрыл дверь каблуком. Затем поставил жену на ноги, стараясь, чтобы их тела не коснулись друг друга, и отошел на шаг назад.

– Почему, Генри? – в тишине ее голос звучал, как слабый шепот. – Почему вы так беспокоитесь об иллюзиях моих друзей?

– Я беспокоюсь только о себе, Речел. У ваших друзей я насчитал более более дюжины винтовок. Пока мы не спрятались за дверями вашего дома, разумнее всего было спрятаться за вашу юбку.

Она отступила назад, и расстояние между ними стало еще больше. Генри вспомнил, что точно так же было, когда они подъезжали к городу.

– Рада это слышать, – проговорила Речел. – Хорошо, что вы убедились, что мои друзья – не кролики, погибающие в бурю.

Когда Речел упомянула о кролике, Генри испугался. Во время путешествия он обнаружил перед женой такие стороны характера, которые ни в коем случае не должен был раскрывать. Достаточно вспомнить, какой властью обладала над ним Речел.

– Все мы – кролики, погибающие в бурю…

– Или белки, – возразила Речел, – которые выжили, чтобы построить новое жилище на старых руинах.

У Генри по спине побежали мурашки, когда ему пришла в голову та же мысль, что и Речел. Только он не высказал ее вслух. Раньше лишь Люсьен мог чувствовать, что происходит в его душе. Неужели Речел способна переживать то же, что и он?

Тем временем Речел села к комоду у стены и начала проверять содержимое ящиков. Генри прислонился к дверному косяку, скрестил руки на груди и стал разглядывать жилище.

На окнах висели миткалевые занавески, стены были оклеены светлыми обоями, сливавшимися с побеленными потолками. На деревянном полу лежал пестрый ковер, сшитый, как Генри показалось, из разноцветных лоскутков. Он заметил, что мебель здесь тоже была самая разнообразная – и по цвету, и по размеру.

Посреди комнаты стоял стол, а на нем – ваза с высохшими цветами, под потолком висела хрустальная люстра. Генри посчитал, что находится в гостиной. Через открытую дверь он заметил другую комнату, скорее всего, столовую. Стол и стулья, как показалось Генри, были сделаны местными столярами, а сервант – привезен издалека. Комнаты были большими и полными света, несмотря на то, что окна снаружи закрывали ставни.

Генри понравилась обстановка, хотя ей не хватало выдержанности в одном стиле. Генри тотчас вспомнил, что и в одежде у Речел отсутствовал какой бы то ни было стиль, однако ей одинаково шли и элегантные платья, и рубашки из грубой ткани… и даже соломенная шляпка, которую Речел носит почти на затылке и крепко привязывает лентами к подбородку.

И все же Генри не мог считать этот дом своим. Ему казалось, все здесь принадлежит совсем другому миру. Какому – еще трудно было сказать.

– Вы сами обставляли эти комнаты? – спросил он, устав от собственных размышлений. Он все еще стоял, прислонясь к дверному косяку, словно никак не решался пройти в гостиную.

– Мы все обставляли, – отозвалась Речел, как будто эти три слова были исчерпывающим ответом.

– Вы кому-нибудь заказывали эту мебель или откуда-то привезли?

– Кое-что я подобрала, кое-что купила у переселенцев, проезжавших по орегонской дороге, а кое-что смастерил Феникс.

– Что значит «подобрала»? – поинтересовался Генри, не совсем понимая, что именно Речел имеет в виду.

– Вдоль орегонской дороги валяется много вещей, которые переселенцы не могут везти дальше. Я подбирала то, что могло пригодиться.

– А что и как у них покупали?

– В основном я делала это летом. Предлагала деньги или продукты. Ближе к зиме они боятся застрять в пути, и тогда все достается даром.

– Итак… – Генри оттолкнулся плечом от двери и сделал шаг – только один – в гостиную. – Вы собрали отверженных людей, чтобы сделать из них то, что называется «приличным обществом», и притащили выброшенный хлам, чтобы создать подобие цивилизации?

Она задвинула ящик комода и оглянулась на мужа:

– Да.

– Но зачем? Я полагаю, у вас есть деньги. Несомненно, вы обладаете красотой и умом. И могли бы найти себе более достойное общество, жить в более достойной обстановке и в окружении более достойных мужчин.

Речел улыбнулась:

– Семь лет назад я ничего не имела, кроме земли, хижины и… маленького наследства. Теперь я богата, потому что научилась делать консервы, вялить мясо, дубить кожу и продавать все это солдатам. Я чинила утварь и одежду, которая мне была не нужна, и продавала переселенцам, золотоискателям, владельцам ранчо… – Речел собрала в корзину какие-то вещи и накрыла ее крышкой. – Да, я живу здесь, потому что не нашла для себя «более достойной обстановки». – Она надела корзину на руку и, пройдя мимо Генри, открыла дверь. – Я скоро вернусь. Женщины принесли еду, она на кухне. Они также постелили на кровати свежие простыни. Если хотите принять теплую ванну, то придется подождать, пока я не приду и не нагрею воды.