Бежать от тени своей - [13]

Вошли в поселок и направились к пустой колонии. Подошли к «вахте». Главарь открыл калитку и сказал Кенту:

– Проходите, уважаемый. Привычное место, не правда ли?

Кент вошел в проходную.

– Дальше! – скомандовали сзади. – На территорию!

Они прошли мимо темных пустых бараков, направляясь к изолятору.

«Похоже, – подумал Кент, – меня ведут в карцер…» Так оно и было – его привели в штрафной изолятор. Но почему именно сюда? Разве им известно назначение этого сооружения?

Вошли в небольшую комнатушку-дежурку.

Все скинули мешки. Кент тоже.

– Пришли, – сказал главарь и приказал: – Закройте дверь!..

Человек с квадратным лицом закрыл дверь и прислонился к ней спиной.

– А теперь рассказывай, – сказал главарь, – откуда бежал, за что сидел, почему хотел нас надуть? Все говори как надо! – И ударил Кента кулаком в лицо.

Кент отлетел к человеку с квадратным лицом, тот ударом ноги препроводил его к третьему, и этот стукнул его доской по голове. Кент еще раз проделал весь круг, только женщина не принимала участия в его избиении. Она равнодушно наблюдала, сидя на рюкзаке.

– Говори! – крикнул главарь и ударом кулака разбил Кенту губу.

Выплевывая кровь, Кент сказал:

– Вы же не даете… Перестаньте бить меня…

– Ага! Он намерен говорить! – сказал главарь и поднял руку, словно призывая всех к тишине.

Кент был вынужден признаться, что сидел за любовь к чужой собственности. Объяснил, где сидел, как бежал. Почему сюда? Ищет город и сам не знает точно, как его найти. Сказал, что устал, проголодался, а они еще заставили его мешок тащить и избили неизвестно за что… Если они – люди и у них общие цели, то им совместно и надо искать город; он не может быть далеко…

– Значит, ты все-таки хоть приблизительно знаешь, как идти к городу?… – сказал главарь и задумался. Потом встрепенулся и спросил: – Тебе деньги нужны? Не будешь вилять, получишь. – Он вытащил из кармана пачку купюр.

Кенту стало смешно.

– Вы мне хлеба пожалели, а теперь, значит, и денег не жалко! – сказал он и тут же спохватился – он выдал свои догадки об их расчете с ним. Это тут же подтвердилось.

– Н-да, – сказал главарь. – Ты не дурак, смотрю. Он правильно рассуждает, – обратился к своим, – доведет нас до города и получит, что ему причитается!

И Кент снова пошел по кругу, пока уже не смог подняться.

– Уберите его! – сказал главарь, видя, что Кент чуть дышит.

Его бросили в одну из камер. Он слышал, как лязгнул засов снаружи. Один – слава богу!.. «Лихо они меня обработали! – думал он с горьким восхищением. – Не расходуя много силы, били легко, играючи, а человек чуть жив… Специалисты!.. А ведь действительно, так бьют профессионалы, хорошо натренированные!..»

Между тем их не было слышно – полная тишина, только ветер подвывал в разбитое стекло маленького оконца, будто на флейте играл.

Жуть брала от сознания того, что опять оказался в карцере… и посадил не Плюшкин. Умора и только! А ведь Плюшкин его ни разу за их долгую совместную «дружбу» даже пальцем не тронул.

Захотелось помочиться. Слез с нар, по привычке нашел в темноте угол, где, не глядя, знал, стоит параша, и она там была. Облегчился, добрался до нар и грохнулся. Наступила апатия. Тело била дрожь – и холод, и нервы совместно старались. Послал их обоих подальше, закрыл глаза, замер. Тот, кто родился, должен всегда быть готовым умереть, этого никто не избежал. Как ни странно, уснул и проспал мертвым сном досветла, было ли утро или день – понять не мог.

К своему удивлению, встал довольно легко, бодро… Думал, что после вчерашнего вовсе не сможет пошевелить ни рукою, ни ногою, а если сдвинется с места – отдаст душу черту от боли, потому и не двигался, хотя и почувствовал ближе к утру, что его грызет клоп. Ох, уж эти паразиты! Какая жизнеспособность – столько времени жить без еды!.. И только аппетит нагулял…

Спустившись с нар, Кент не поверил своим глазам: около двери на полу лежало полбуханки черного хлеба, а чуть подальше – вяленая рыбина! Что же это – мучители за ночь подобрели? Неужели в их кирзовых душах появилось какое-то доброе чувство?! Ачто же крысы – как они проспали такую благодать?

Он поднял драгоценные яства и хотел выйти из камеры, но дверь оказалась запертой. Что за дела!

Постучал кулаком, как обычно, когда в карцере вызывал надзирателя, – ответа никакого. Кент кричал, звал, сколько хватало сил, ответа нет. Неужели бросили… в запертой комнате… даже без ножа? Снова начал кричать, и, наверное, жутко раздавался этот крик над пустым поселком, бараками, расходясь и замирая в окружающем кустарнике. Никто и ничто не отвечало, следовательно, хлеб-рыбу они подбросили перед тем, как уйти. Потому, наверно, и рыбу вяленую им не жалко стало – воды-то не было!..

Еще покричал изо всех сил и перестал – не было смысла без толку глотку драть. Разбежавшись, бросился на дверь и, кажется, ключицу сломал – дверь-то железная, он от нее отскочил, как мяч, и шлепнулся о стенку. Такой маневр тоже не имело смысла повторять. Сел на нары и в бессильной злобе начал выкрикивать весь арсенал терминов, которыми в тюрьмах выражают эмоции как положительные, так и отрицательные, и адресовал все это богу, чертям, матерям, бабушкам, Плюшкиным, пернатым и парнокопытным, и кричал, бесился до полного исступления. Затем, обхватив голову в тупом отчаянии, замер, готовясь ждать своей участи, даже не поев «на дорогу».