Бездомники - [6]

Шрифт
Интервал

Выйдя изъ-лавки дяди, Чубыкинъ остановился на углу и сосчиталъ собранныя имъ деньги. Оказалось всего пятьдесятъ двѣ копѣйки.

«Мало еще, — подумалъ онъ. — Мерзавчика пить не стоитъ, очень ужъ посуда мала, только разбередишь себя и никакого толку не будетъ. А выпить сороковку, такъ много-ли мнѣ тогда на селянку и на ночлегъ останется! Пустяки. А сегодня для прибытія въ Питеръ хочется всласть солененькаго съ кисленькимъ поѣсть. Да долженъ я вечеромъ еще товарища лужскаго кадета попотчивать. Обѣщалъ ему. Нѣтъ, надо еще посбирать, пока трезвъ. Пьяному собирать хуже. Мало кто подаетъ. Незнакомые совсѣмъ не подаютъ», — рѣшилъ онъ и вошелъ еще въ лавку — шорную.

Пахло кожей, ворванью. Висѣли хомуты, шлеи, подпруги, супони, гужи. Цѣлый рядъ дугъ ломовыхъ стоялъ на полу. На полкахъ виднѣлись разложенныя щетки разныхъ сортовъ, пачки съ металлическими украшеніями для сбруи, нашильники для парной упряжи, а съ потолка были свѣсившись валеные сапоги. На скамейкѣ около выручки сидѣлъ хозяйскій сынъ, черненькій, съ маленькой бородкой, въ барашковой скуфейкѣ, въ тулупчикѣ на овчинѣ. Онъ курилъ папироску и читалъ газету. Приказчикъ за прилавкомъ кроилъ ремни изъ кожи.

— Пожертвуйте на сткляночку… — началъ Чубыкинъ, остановясь около двери.

Читавшій газету хозяйскій сынъ быстро опустилъ газетный листъ, взглянулъ на Чубыкина и быстро воскликнулъ:

— А! Явленное чудо! Пудъ! Не долго-же ты нынче пропадалъ. Когда объявился?

— Вчера прибылъ-съ въ сѣверную столицу и остановился въ Европейской гостиннцѣ.

— Покажись-ка, покажись! Батюшки, въ какомъ ты видѣ! Въ такомъ ужасномъ видѣ ты никогда еще не приходилъ.

— Приходилъ-съ, Анисимъ Парфенычъ… хе-хе-хе, запамятовали вы только… хуже еще приходилъ, приходилъ такъ, что даже рубашки подъ одежей не было, а сегодня я въ рубашкѣ,- отвѣчалъ Чубыкинъ.

— Откуда ты такіе костюмы берешь?

— Музей у насъ въ Шлиссельбургѣ есть такой.

— Удивительно. А казенную одежу, въ которой васъ пересылаютъ на мѣсто приписки, значить по боку?

— Лишняя обуза, Анисимъ Парфенычъ, для страннаго человѣка.

— Именно, братецъ ты мой, ты странный человѣкъ.

— Не судите и не осуждены будете. А лучше вотъ подайте, что милость будетъ.

— Да вѣдь я жалѣючи. Когда-то мы съ тобой гуливали по «Аркадіямъ» и «Акваріумамъ».

— Было, прошло и быльемъ поросло! На сткляночку…

Чубыкинъ махнулъ рукой и поклонился просительно. Хозяйскій сынъ покачалъ головой и сказалъ своему приказчику:

— Вѣдь вотъ когда-то человѣкъ франтикомъ былъ, кадрили съ фигурами монстръ на вечеринкахъ отмахивалъ, при фракѣ и при бѣломъ галстухѣ, и вдругъ изъ полированнаго человѣка верхнимъ концомъ да внизъ. Который годъ по этапу-то ходишь? — спросилъ онъ Чубыкина.

— По этапу-то всего третій-съ… Конечно раньше я тоже ужъ свихнувшись былъ, но…

— Ахъ, Пудя, Пудя! Да неужто ты не можешь исправиться?

— Старая исторія, Анисимъ Парфенычъ! Пожертвуйте…

Чубыкинъ опять махнулъ рукой.

— Да вѣдь пожертвовать на вино можно, но я хотѣлъ-бы для тебя что-нибудь получше… — проговорилъ хозяйскій сынъ.

— Не стоитъ-съ.

— Дайте ему валенки, ребята. Снимите… Вѣдь зима начинается, а у него голые пальцы изъ сапогъ торчатъ. Вотъ тебѣ валенки сейчасъ дадутъ. Переодѣнься. Только смотри, не пропей ихъ.

— Благодаримъ покорно, Анисимъ Парфенычъ, но ручаться за себя не могу. Дѣйствительно, очень холодно, но…

— Ахъ, ты какой! Ну, все равно, переобувайся. А вѣдь когда-то онъ по двѣнадцати рублей за сапоги платилъ.

— Слышалъ я, хотя самъ и не запомню. Въ рынкѣ сказывали, — произнесъ приказчикъ, подавая валенки.

Чубыкинъ сталъ переобуваться.

— Это я по старой памяти, такъ какъ мы съ тобой, Пудка, когда-то гуливали. Вмѣстѣ вѣдь путались-то, но отчего я не свихнулся и отчего ты такъ опустился? — разсуждалъ хозяйскій сынъ.

— Линія такая. Вы и я — охъ, какое междометіе обширное! Вы вѣдь трагедію-то знаете. Я мачиху полюбилъ и она была ко мнѣ очень склонна. Ну, отецъ… Онъ выгналъ меня изъ дома. Мачиху на запоръ…

— Все-таки, ты могъ-бы жить у кого-нибудь въ приказчикахъ… Свой хлѣбъ добывать… А теперь милостыню просишь, спился и въ какомъ положеніи!..

— Анисимъ! Да вѣдь любовь… Я изъ-за любви погибаю!.. И изъ-за жалости къ ней. Изъ-за Елены. Ты думаешь, ее-то мнѣ не жалко? Вотъ что здѣсь у меня…

Чубыкинъ ударилъ себя въ грудь кулакомъ, а потомъ смахнулъ съ глаза слезу.

— Забыть надо. Пойти къ отцу повиниться… — продолжалъ хозяйскій сынъ.

— Къ отцу? Да развѣ онъ впуститъ? Вѣдь онъ проклялъ меня. Помните, когда мы съ ней, съ мачихой, бѣжать задумали? Ты долженъ помнить. Насъ тогда у Краснаго кабачка накрыли. И вотъ онъ меня проклялъ, а ее на запоръ, на ключъ. Что-то она теперь, сердечная?..

— Недавно вмѣстѣ съ твоимъ отцомъ въ театрѣ сидѣла. Она-то угомонилась. Въ «Акваріумѣ» она тутъ какъ-то лѣтомъ съ нимъ была. Только ты вотъ забыть и обдержаться не можешь.

— Такая ужъ планета надо мной! Ничего не подѣлаешь.

— Брось пьянство. Наплюй на паскудную, забудь мачиху, такъ и мы тебя къ себѣ въ приказчики возьмемъ. Я упрошу отца. Только ты мнѣ долженъ дать слово, поклясться передъ иконой, что бросишь.

— Да вѣдь ужъ пробовалъ взять меня дяденька мой Осипъ Вавилычъ, но толку-то не вышло, — отвѣчалъ Чубыкинъ.


Еще от автора Николай Александрович Лейкин
Наши за границей

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых, в Париж и обратно.


Где апельсины зреют

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Глафира Семеновна и Николай Иванович Ивановы — уже бывалые путешественники. Не без приключений посетив парижскую выставку, они потянулись в Италию: на папу римскую посмотреть и на огнедышащую гору Везувий подняться (еще не зная, что по дороге их подстерегает казино в Монте-Карло!)


В трактире

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В книгу вошли избранные произведения одного из крупнейших русских юмористов второй половины прошлого столетия Николая Александровича Лейкина, взятые из сборников: «Наши забавники», «Саврасы без узды», «Шуты гороховые», «Сцены из купеческого быта» и другие.В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».


Говядина вздорожала

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В книгу вошли избранные произведения одного из крупнейших русских юмористов второй половины прошлого столетия Николая Александровича Лейкина, взятые из сборников: «Наши забавники», «Саврасы без узды», «Шуты гороховые», «Сцены из купеческого быта» и другие.В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».


В Рождество

Лейкин, Николай Александрович (7(19).XII.1841, Петербург, — 6(19).I.1906, там же) — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В антологию вошли произведения русских писателей, классиков и ныне полузабытых: Ф. М. Достоевского, Н. С. Лескова, К. К. Случевского, В. И. Немировича-Данченко, М. А. Кузмина, И. С. Шмелева, В. В. Набокова и многих других.


Захар и Настасья

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».


Рекомендуем почитать
Наказание

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


В краю непуганых птиц

Михаил Михайлович Пришвин (1873-1954) - русский писатель и публицист, по словам современников, соединивший человека и природу простой сердечной мыслью. В своих путешествиях по Русскому Северу Пришвин знакомился с бытом и речью северян, записывал сказы, передавая их в своеобразной форме путевых очерков. О начале своего писательства Пришвин вспоминает так: "Поездка всего на один месяц в Олонецкую губернию, я написал просто виденное - и вышла книга "В краю непуганых птиц", за которую меня настоящие ученые произвели в этнографы, не представляя даже себе всю глубину моего невежества в этой науке".


Два товарища

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Чемпион

Короткий рассказ от автора «Зеркала для героя». Рассказ из жизни заводской спортивной команды велосипедных гонщиков. Важный разговор накануне городской командной гонки, семейная жизнь, мешающая спорту. Самый молодой член команды, но в то же время капитан маленького и дружного коллектива решает выиграть, несмотря на то, что дома у них бранятся жены, не пускают после сегодняшнего поражения тренироваться, а соседи подзуживают и что надо огород копать, и дочку в пионерский лагерь везти, и надо у домны стоять.


Немногие для вечности живут…

Эмоциональный настрой лирики Мандельштама преисполнен тем, что критики называли «душевной неуютностью». И акцентированная простота повседневных мелочей, из которых он выстраивал свою поэтическую реальность, лишь подчеркивает тоску и беспокойство незаурядного человека, которому выпало на долю жить в «перевернутом мире». В это издание вошли как хорошо знакомые, так и менее известные широкому кругу читателей стихи русского поэта. Оно включает прижизненные поэтические сборники автора («Камень», «Tristia», «Стихи 1921–1925»), стихи 1930–1937 годов, объединенные хронологически, а также стихотворения, не вошедшие в собрания. Помимо стихотворений, в книгу вошли автобиографическая проза и статьи: «Шум времени», «Путешествие в Армению», «Письмо о русской поэзии», «Литературная Москва» и др.


Сестра напрокат

«Это старая история, которая вечно… Впрочем, я должен оговориться: она не только может быть „вечно… новою“, но и не может – я глубоко убежден в этом – даже повториться в наше время…».


Переполох

«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.


Угловые

«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.


В родильном приюте

«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.


Писарь

«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.