Бездна - [4]
- Там действительно многие вещи проще... и люди живут проще, - пыталась смягчить его Неля.
- Но как можно верить всей этой пропагандистской лапше! Наши эмигранты возвращаются обратно, а россияне пакуют сумки! Кому они там нужны?
- Саш, но ведь "железный занавес"...
- Да нет никакого "железного занавеса" давно! Ты вспомни, когда еще Кормильцев написал: "Мне стали слишком малы твои тертые джинсы..." Вот ведь думает человек, понимаешь, и все видит поэтому. И ведь он это не в Москве "вырос из Америки", не даже в Ленинграде твоем...
- Да, но ты помнишь дальше: "...нас так долго учили любить твои запретные плоды". Запретные, Саша. Ты слышишь, как звучит это слово?
- За-пре-тны-е, - повторил Сашка, словно пробуя эпитет на вкус, и задумчиво склонил голову на бок. - Интересно, если завтра объявят, что бледные поганки можно есть, люди будут пожирать их, несмотря на то, что ранее вкусившие запретного плода падают рядом, корчась в предсмертных судорогах?
Сейчас они сидели за длинным столом. С другой стороны от Сашки сидел Влад, напротив -- Светка и остальные ребята из компании, в которой Сашка появлялся нечасто. То тут, то там хлопала бутылка шампанского, вдоль столов сновали три работника кафе в грязно-белых халатах, убирая освободившуюся посуду и пустые бутылки, среди которых загадочным образом обнаруживались емкости не только из-под шампанского. У дальней стены вертелся и переливался всеми цветами радуги аппарат светомузыки. Гулко долбило техно. Человек двадцать отрывались, скача под низкочастотный там-там.
Некоторые из тех, кто начал "принимать" заранее уже достигли состояния нирваны. Дуров, завсегдатай из компании девчонок напротив, уже притулился в закутке, который в обычное время использовалось как гардероб, и, скрючившись на полу, спал. Чей-то острый язык уже успел окрестить эту часть кафе "уголком Дурова".
Чтобы разговаривать с соседом, нужно было напрягать голос, разговор с собеседником с другой стороны стола требовал перехода на крик.
- Здорово, правда? -- веселилась Светка.
Сашка уже устал от монотонного грохота динамиков:
- Ты о чем?
- Ну, весело! Шумно, много народу... все веселятся. Сашка, ты что, не чувствуешь волны веселья, которые катятся по всему залу?
Сашка покосился на Нелю. Она улыбалась, но было видно, что ей здесь тоже не слишком нравиться. Она не хотела идти, Сашка уговорил ее, пообещав, что не оставит одну в течение вечера.
Потом он перевел взгляд на Светку. Ее хорошенькая головка на тонкой шее покачивалась в такт гулким ударам музыки, в глазах читалась легкая степень опьянения, такая, при которой человек может легко понять свое состояние и вовремя остановиться, но которая, одновременно с этим, уже придает определенную привлекательность вещам совершенно обыденным и делает любого собеседника более приятным и располагающим к откровению. Светкин взгляд блуждал по танцующим телам -- она сама недавно вернулась оттуда, запыхавшаяся и намокшая, но по-прежнему привлекательная.
"Вот молодец человек, - позавидовал он вдруг Светке, - радуется тому, что есть и не просит другого. Живет себе в полный рост! Чего я вечно чем-то недоволен? Может, она права? Может так надо? Вероятно, я слишком много думаю."
Ему вспомнился стишок, который он написал несколько лет назад.
Интеллект не может быть счастливым -
В спор со мной вступать не торопись:
Если б мысль остановить смогли мы,
Как прекрасна быть могла бы жизнь!
Если бы нашлись в природе силы,
Что могли б заставить нас тупеть!..
Интеллект не может быть счастливым
Много бед еще ему терпеть.
Сколько из-за этих парадоксов
На земле страдает человек!
Мудрым оказался тот философ,
Что обрек на муки интеллект.
Но законы непоколебимы,
Приговор, увы, не отменить:
Интеллект не может быть счастливым,
Счастлив интеллект не может быть.
Он снова посмотрел на Нелю. Теперь было очевидно, что у нее начинает болеть голова, хотя она старалась не подавать виду.
"По крайней мере, я не один, кому вся эта байда не по кайфу, успокоился Сашка. -- Впрочем, я действительно слишком много думаю, причем в основном о том, что я слишком много думаю".
Рядом хлопнула новая бутылка шампанского. Сашка инстинктивно повернулся на шум, и в поле его зрения попал Влад. Владу было откровенно скучно с его неумением говорить громко и нелюбовью к спиртному. Он лениво гонял по тарелке недоеденный кусок жареной рыбы и думал о чем-то своем.
Кроме надоедливого шума одолевала еще и духота. Сашка предложил Неле выйти подышать. Она охотно согласилась.
У входа в кафе стояло несколько человек, заменивших духоту помещения потреблением никотина на свежем воздухе. Сашка с Нелей встали поодаль. Было еще светло, но на безоблачное летнее небо уже вскарабкивался позолоченный лунный серп.
- Помнишь, Саш, во многих русских сказках, когда описываются чудеса, говорится, что на небе одновременно светит и солнце, и луна. Сейчас прямо как в сказке.
"А еще так иногда описывают Армагеддон..." - подумал Сашка, усмехнувшись, но решил не произносить свою мысль вслух. Вместо этого он обнял Нелю за хрупкие плечи и прижал к себе.
- Каждый сам устраивает себе свою сказку. Даже то, что на небе одновременно светят и солнце и луна, нужно сначала заметить, -- он запустил пальцы в Нелины волосы. -- Видела Светку сейчас? Вот кому всюду сказка, вот кто в своей тарелке.
Своими предшественниками Евгений Никитин считает Довлатова, Чапека, Аверченко. По его словам, он не претендует на великую прозу, а хочет радовать людей. «Русский Гулливер» обозначил его текст как «антироман», поскольку, на наш взгляд, общность интонации, героев, последовательная смена экспозиций, ироничских и трагических сцен, превращает книгу из сборника рассказов в нечто большее. Книга читается легко, но заставляет читателя улыбнуться и задуматься, что по нынешним временам уже немало. Книга оформлена рисунками московского поэта и художника Александра Рытова. В книге присутствует нецензурная брань!
Знаете ли вы, как звучат мелодии бакинского двора? А где находится край света? Верите ли в Деда Мороза? Не пытались ли войти дважды в одну реку? Ну, признайтесь же: писали письма кумирам? Если это и многое другое вам интересно, книга современной писательницы Ольги Меклер не оставит вас равнодушными. Автор более двадцати лет живет в Израиле, но попрежнему считает, что выразительнее, чем русский язык, человечество ничего так и не создало, поэтому пишет исключительно на нем. Галерея образов и ситуаций, с которыми читателю предстоит познакомиться, создана на основе реальных жизненных историй, поэтому вы будете искренне смеяться и грустить вместе с героями, наверняка узнаете в ком-то из них своих знакомых, а отложив книгу, задумаетесь о жизненных ценностях, душевных качествах, об ответственности за свои поступки.
Александр Телищев-Ферье – молодой французский археолог – посвящает свою жизнь поиску древнего шумерского города Меде, разрушенного наводнением примерно в IV тысячелетии до н. э. Одновременно с раскопками герой пишет книгу по мотивам расшифрованной им рукописи. Два действия разворачиваются параллельно: в Багдаде 2002–2003 гг., незадолго до вторжения войск НАТО, и во времена Шумерской цивилизации. Два мира существуют как будто в зеркальном отражении, в каждом – своя история, в которой переплетаются любовь, дружба, преданность и жажда наживы, ложь, отчаяние.
Книгу, которую вы держите в руках, вполне можно отнести ко многим жанрам. Это и мемуары, причем достаточно редкая их разновидность – с окраины советской страны 70-х годов XX столетия, из столицы Таджикской ССР. С другой стороны, это пронзительные и изящные рассказы о животных – обитателях душанбинского зоопарка, их нравах и судьбах. С третьей – раздумья русского интеллигента, полные трепетного отношения к окружающему нас миру. И наконец – это просто очень интересное и увлекательное чтение, от которого не смогут оторваться ни взрослые, ни дети.
Книга состоит из сюжетов, вырванных из жизни. Социальное напряжение всегда является детонатором для всякого рода авантюр, драм и похождений людей, нечистых на руку, готовых во имя обогащения переступить закон, пренебречь собственным достоинством и даже из корыстных побуждений продать родину. Все это есть в предлагаемой книге, которая не только анализирует социальное и духовное положение современной России, но и в ряде случаев четко обозначает выходы из тех коллизий, которые освещены талантливым пером известного московского писателя.
Оксана – серая мышка. На работе все на ней ездят, а личной жизни просто нет. Последней каплей становится жестокий розыгрыш коллег. И Ксюша решает: все, хватит. Пора менять себя и свою жизнь… («Яичница на утюге») Мама с детства внушала Насте, что мужчина в жизни женщины – только временная обуза, а счастливых браков не бывает. Но верить в это девушка не хотела. Она мечтала о семье, любящем муже, о детях. На одном из тренингов Настя создает коллаж, визуализацию «Солнечного свидания». И он начинает работать… («Коллаж желаний») Также в сборник вошли другие рассказы автора.