Бездна - [54]

– Точно, – поддержал её Круглый, взбалтывая флягу и прикладываясь к ней. – А теперь эта хрень зашла слишком далеко – того и гляди, задницу оторвут. На фига тогда мне эти двадцать тонн? Покойничкам нашим тоже кусок бросили, лажу наплели и привели сюда подыхать. Где гарантия, что мы не будем следующими?

– Не будете, – угрюмо отрезал Зверь, – если щёлкать не станете, как этот педик лысый. Правда, и тут ему счастье! Пристрелил бы бородатого дебила – уже валялся бы с пробитой черепушкой. Емеля хоть и чокнутый, а слов на ветер не бросает.

Мне показалось, или Зверь реально норовил уйти от темы, которая нас интересовала. Не знаю, заметил Круглый это или нет, но я собирался вмешаться. Происходящее достало меня до самой крайней степени. Ну кому понравится, если его будут регулярно опускать ниже плинтуса, ничего при этом не объясняя. Я – не Юрик, мои нервы на пределе, и если ещё одно дерьмо в этом духе произойдёт, то попросту всех перестреляю. По крайней мере тех, кого успею. Я собирался высказать всё это Зверю, но не успел.

– Зверюга, – проникновенно сказал Круглый, – ну на хрен ты нам грузишь всякую лажу? Мы чё тебя спрашиваем-то? Скажи, куда мы идём, зачем и где мы вообще, мать его так, находимся?

Зверь поднялся, башней возвышаясь над всеми нами, и от его исполинской фигуры повеяло угрозой. В прежние времена, встретив эдакое чудовище в безлюдном переулке, я бросился бы бежать со всех ног. А сейчас, очевидно, какой-то переключатель в голове от перегрузки стал в другое положение. В общем, мне было пофиг.

Это молчаливое противостояние продолжалось несколько секунд, после чего Зверь словно сник и опёрся спиной о стену каменной хижины. Его холодные глаза потускнели, точно лёд, наполнявший их, запорошило пылью.

– А если я вам скажу, что не знаю? – глухо сказал Зверь. – Не знаю, куда мы идём, зачем и где находятся эти долбаные катакомбы, в которых не действуют ни труба, ни коротковолновик, ни спутниковая связь. Не знаю – и всё. Хрена вы узнали бы то, что я вам сейчас скажу, если бы я, как и вы, не был так растерян и даже… напуган. Мне пообещали сто тонн зелени – да и двести – после, если я доставлю Емелю к нужному месту и верну его обратно. Утюг не просто так сказал вам слушаться его приказов, ведь он один знает, за каким хреном мы блуждаем по этой дыре. – Он помолчал, а потом криво ухмыльнулся и буркнул: – Но кое-какие выводы можно сделать уже сейчас. Если этим братьям-акробатьям действительно за стольник, то этот самый огненный поток, о котором они базарили, – это дерьмо, дающее долгую жизнь и здоровье. Этого добра у них – пруд пруди.

– Здорово Емеля тебя тогда… – без всякой издёвки, просто констатируя факт, сказала Вобла, но гигант всё равно поморщился, будто укусил особо злобный лимон. – Никогда не подумала бы, что сто десять килограммов можно с такой лёгкостью зашвырнуть на такое расстояние.

– Сто двадцать, – поправил её Зверь. – Когда он меня ухватил, у меня было такое ощущение, словно я попал под пресс.

– А Утюгу уже шестьдесят семь, – задумчиво сказал Круглый и потёр нос, словно ощущал предстоящую попойку, – и тубик свой он так и не залечил. Ещё года три, от силы пять, и поставят ему шикарнейший памятник из чёрного мрамора с ангелочками и плачущими бабами. Он как-то сказал, типа ему у Отара такой очень понравился.

– У мудаков вкусы сходятся, – пробормотала Вобла со странной ухмылкой и медленно согнула указательный палец, точно нажимала на спусковой крючок. – Надо будет их рядом закопать.

– Если придётся этого вашего Утюга зарывать вообще, – решил и я поучаствовать в разговоре, поскольку положение безмолвного статиста надоело мне до полусмерти.

Все одновременно уставились на меня. Три пары пронзительных глаз пытались пробурить во мне шесть отверстий, будто их обладатели позабыли, насколько больше для этой цели подходит инструмент имени товарища Калашникова, величайшего гения всех времён и народов. Понятно, моё тело оказалось более чем устойчиво к такому воздействию. Придя к сходной мысли о бесполезности этих усилий, Вобла шмыгнула носом и задумчиво сказала:

– Малыш опять дело говорит. Нет, правда, надо ему почаще слово давать, может, он не только членом, но и головой работать умеет. Не даром же и не из любви к науке тебе, Зверь, триста тонн отстегнули. Ты извини, но мы-то знаем, сколько ты отхватил, когда мы гнали караван из Владивостока, – не пятёрочку, как всем, а четвертной. Так нас тогда чуть всех не положили за эти двести килограммов, а тут ставка повыше будет. Значит, Утюг верит, что может на… бать смерть.

За нами послышались шаги, и на пороге каменной хижины появились два брата. Оба уставились на нас так, словно видели всех первый раз в жизни. Казимир повернул голову к Теодору и, погладив бороду, пророкотал:

– Стало быть, не отказался ты от мысли принести эту скверну в человеческий мир? Грех это большой. До сих пор корю себя за ту слабость.

– Казимир, – голос нашего предводителя стал умоляющим, – неужели тебе не надоело блуждать по этим казематам, не видя солнечного света и человеческого лица? Если мы сумеем принести силу огненного потока наверх, весь мир будет в наших руках! Ты даже не представляешь, что сейчас стало доступно тому, у кого есть деньги и власть.