Бездна - [60]

— Дистанция четыреста метров.

Доложил наблюдатель. Фон Шрам пожал плечами и закурил сигарету, выдохнул облачко дыма, посмотрел на солнце, чуть прищурясь. Он — ждал. Может, чуда. Может — случая. Сам не знал, чего. Внезапно он услышал кузнечика. Самое странное! Беспрерывный грохот непрекращающегося обстрела, и стрекотание обычного полевого насекомого… Это же прекратили обстрел тяжёлые пушки, значит, французы уже рядом! Пора! Он щелчком отправил окурок в раскрытый люк, поправил гарнитуру на берете и скомандовал:

— Нибелунги! В атаку!

Взревел на повышенных оборотах «В-2», выстреливший тяжёлую «четвёрку» словно камень из пращи. Следом рванули с места оставшиеся танки его роты. Их появление на склоне холма было неожиданным для «лягушатников», и в первое мгновение те растерялись. Чем Макс и воспользовался, с ходу влепив бронебойный прямо в лоб «Сомюа». Тот даже осел от удара и медленно покатился назад, похоже, что механика-водителя убило на месте. Неуправляемая машина врезалась кормой в более лёгкий «Рено» и на мгновение замерла на месте, но потом законы физики вступили в действие, и оба танка заскользили по склону вниз. Рядом взорвался ещё один француз, которого подшиб кто-то из товарищей Макса. Распустил гусеницы массивный «В-первый бис», густо зачадил второй… Ударила болванка в маску пушки, но броня выдержала, и механик — водитель с ходу врезался в крошечный по сравнению с «Т-4» «Рено». На мгновение замер, затем гусеницы потащили тяжёлую машину вверх, и она стала наползать на француза. А затем… затем резко осела, раздавив гадину. Что-то рвалось под гусеницами, отчаянно визжал перемалываемый траками металл, рассыпая искры. Но «четвёрка» выдержала, и гулко ударила пушка, снося бортовую передачу «Гочкиса»… Мехвод с размаху ударил бортом второй «Гочкис», сыпанули веером искры, но уральская сталь оказалась крепче французской. Уродец зарылся в землю и безуспешно перебирал плоскими гусеницами, пытаясь вылезти из земли, в которую полностью зарылись его катки. В этот момент по застрявшей машине ударил кто-то из сослуживцев Макса, в суматохе боя было непонятно, и башню француза снесло ко всем чертям… Страшный удар бросил немца лицом в прицел, брызнула кровь из рассечённой брови. Кто-то из «лягушатников» оказался более удачлив, чем его предшественники, и болванка влепила точно в борт «Т-4». Броня вспучилась и покрылась сеткой мелких трещин, но выдержала. Ещё удар! Ещё! Фон Шрам понимал, что его везение не бесконечно. Просто сработает закон больших чисел, и галлы, пользуясь своим преимуществом двадцать к одному просто расстреляют их в конце концов, или у панцеваффе кончаться боеприпасы… Пока спасал механик-водитель, который вертел «четвёркой», словно гигантской игрушкой, бросая из стороны в сторону, прячась за французами, не давая тем возможности стрелять, из опасения подбить друг друга. Ещё выручал надёжный сверхмощный русский дизель, натужно ревя, тем не менее, послушно выволакивал многотонную машину. Но Макс сердцем чувствовал, что осталось немного… Уже горел его сосед справа, Курт Майер, и на его волне нёсся непрерывный вой кого-то из членов экипажа, горящего заживо. Скорчился возле покосившегося на бок танка другой панцерман, зажимая распоротый осколком живот, из которого выскальзывали зеленоватые внутренности. Ещё кто-то, разорванный пополам, торчал из сорванной башни, уткнувшейся стволом в землю, и из её погона, висящего над землёй, свисали какие то жуткие кровавые клочья… Оставалось немного. Десяток снарядов. Литров сорок солярки. Двести патронов к пулемётам… Макс оторвался от прицела и посмотрел на заряжающего, тот спокойно выдержал его взгляд, жестом указав на зияющую первозданной пустотой боеукладку. Командир кивнул в ответ. В этот момент их швырнуло из стороны в сторону — Отто заложил видимо совсем уж невероятный вираж, и Макс вновь прилип к панораме командирской башни. Мгновенный холодок пронёсся по телу с пяток до головы — из дальнего лесочка выползали танки. К французам шло подкрепление… Стоп! К французам ли?! Не может… Не может быть!!! Он не выдержал и заорал во всё горло:

— Наши! Наши идут!!!

Спохватившись, вжал тангенту ротной рации:

— Всем, кто меня слышит! Полный вперёд! Там — НАШИ!

И плевать, что скошенные обтекаемые борта выходящих навстречу танков ничем не напоминали гранёные прямые линии тех, кто уже два часа дрался не на жизнь, а на смерть. Плевать! Это — СВОИ! РУССКИЕ — ПРИШЛИ! Как и обещали…

Глава 27 Тыл — Фронту

На обычном русском поле под Кубинкой сегодня было необычно многолюдно. И не только от множества тщательно замаскировавшихся от постороннего глаза охранников в камуфляжной пятнистой форме. Не только от одетой в тщательно отутюженную парадную форму дополнительной цепи почётного караула. Тесно было от необычно большого количества роскошных лимузинов всех видов и марок. Тут стояли «ЗиС-101» и «Паккарды», «Майбахи» и «Мерседесы». Блистали чёрным лаком роскошные «Опель-Адмиралы», доставившие на полигон большое количество людей в самой разнообразной форме, среди которых выделялась голубая, с отделанными серебряным кантом лацканами форма Геринга. Впрочем, его расплывшуюся фигуру трудно было с кем перепутать. Шевелил своими усами Гудериан. Поминутно вытирал бритый череп невысокий, но почти квадратный Катуков, быстро выдвинувшийся благодаря прирождённому таланту полководца во время боёв на первые роли. Ему пророчили должность командира первой танковой армии, вновь организуемой союзными войсками. Рядом с невысоким Роммелем стоял Бирюков, и ожесточённо размахивая руками что-то пытался доказать германскому полководцу. Чуть в стороне сгруппировалась кучка штатских, лысые и с короткими стрижками, в очках и без. В костюмах и толстовках, впрочем, мода на последние уходила с той же скоростью, с какой сыны Израилевы покидали ряды Партии. Все ждали. Чего?