Безбрежней и медлительней империй… - [2]

— Ничто не дает человеку права быть таким ублюдком, — подытожил Порлок.

— А не внесет ли он разлад в команду? — спросил Харфекс, Биолог, второй хайнианин.

— Это вроде слуха, — сказала Оллеру, Ассистент Специалиста по Точным Наукам, сосредоточенно покрывая ногти флюоресцентным лаком. — На ушах нет век, а у эмпатии нет кнопки отключения. Он слышит наши чувства, хочет он того или нет.

— А он знает, о чем мы сейчас думаем! — спросил Эскуана, Инженер, опасливо поглядывая на остальных.

— Нет, — резко перебил его Порлок. — Эмпатия — не телепатия! Телепатия недоступна никому.

— Пока, — уточнил Мэннон, как всегда, чуть улыбаясь. — Как раз перед моим отлетом с Хайна туда поступил в высшей степени интересный отчет с одного заново открытого мира; Роканнон, специалист по врасу[4], сообщает, что, как обнаружилось, у подвергшейся мутации расы гуманоидов существует телепатическая техника, которой можно научиться. Я видел только резюме в "Бюллетене ВРС", но… — ну и пошло-поехало.

Остальные уже усвоили, что, пока разглагольствует Мэннон, можно говорить и им; ему это, по-видимому, не мешало, более того, он не упускал многого из сказанного другими.

— Так почему же он нас ненавидит? — спросил Эскуана.

— Андер, лапочка, да кто же вас ненавидит, — промурлыкала Оллеру и мазнула ему по ногтю левого большого пальца флюоресцентно-розовым. Инженер залился краской и смущенно ухмыльнулся.

— Он ведет себя так, будто ненавидит нас, — сказала Хаито, Координатор. Хрупкая, миниатюрная женщина чисто азиатских кровей с удивительным голосом — хриплым, глубоким и мягким, как у молодой лягушки-быка[5].— Если он страдает от нашего враждебного отношения, так зачем же он нагнетает его своими выходками и оскорблениями? Мэннон, я не слишком высокого мнения о терапии доктора Хаммергельда: возможно, аутизм был бы предпочтительнее, чем…

Она замолчала — в общую каюту вошел Осден. Выглядел он так, будто его только что освежевали. Неестественно белая и тонкая кожа выставляла напоказ кровеносные сосуды, некое подобие выцветшей дорожной карты, выполненной в красной и голубой красках. Адамово яблоко, мускулы рта, кости и сухожилия запястий и кистей проступали так отчетливо, словно демонстрировались для урока анатомии. Волосы у него были цвета давно запекшейся крови, тускло-рыжие. Были и брови, и ресницы, но разглядеть их удавалось лишь при Определенном освещении, зато каждый мог видеть кости глазниц, сеть сосудов в веках и лишенные цвета глаза. Не красные — Осден не был собственно альбиносом, — но и не голубые и не серые: цвет, какой бы то ни было, категорически отсутствовал в глазах Осдена, оставались ясность, как у холодных вод, и беспредельная прозрачность. Он никогда и ни на кого не смотрел прямо. На лице его было не больше выражения, чем на рисунке из анатомического атласа или у любого лица, с которого содрали кожу.

— Согласен, — заговорил он высоким металлическим тенором, — что даже аутизм, возможно, был бы предпочтительнее, чем смог дешевых потасканных эмоций, которым вы, люди, окружаете меня. С чего это вы на сей раз источаете ненависть, Порлок? Вида моего вынести не можете? Ну так пойдите да поонанируйте малость, тем же манером, что этой ночью, глядишь, дрожь и уляжется. Что за сволочь переложила сюда мои пленки? Чтобы никто из вас не касался моих вещей, я этого терпеть не намерен!

— Осден, — раздался мощный неторопливый голос Аснанифойла, — и все же почему вы такой ублюдок?

Перепуганный Андер Эскуана сжался и спрятал лицо в ладонях.

Ссоры приводили его в ужас. Оллеру подняла глаза, в ее взгляде завзятой любительницы происшествий странным образом сочетались отрешенность и нетерпение.

— А как мне им не быть? — ответил Осден, не глядя на Аснанифойла и стараясь отодвинуться от него настолько далеко, насколько это было возможно в переполненной каюте. — Вы же сами не даете мне повода изменить поведение, никто из вас не дает.

Заговорил Харфекс, человек сдержанный и терпеливый:

— Повод тот, что нам предстоит провести вместе несколько лет. Всем нам будет жить легче, если…

— Да как вы не можете понять, что все вы для меня — пустое место? — оскалился Осден, забрал свои кассеты с микропленками и вышел. Эскуаны уже не было, его вдруг потянуло ко сну. Аснанифойл рассекал пальцем воздух, бормоча Ритуальные стихи.

— Его включение в команду можно объяснить только интригами в правительстве Земли. Я это сразу понял, — шептал Координатору, оглядываясь через плечо, Хар-фекс.

Порлок машинально вертел пуговицу, в глазах его стояли слезы:

— Говорил же я вам — все они сумасшедшие, а вы думали, я преувеличиваю.

И все же "им" можно было найти оправдание. Особые Инспекторы рассчитывали, что сотоварищи по бригаде окажутся людьми умными, воспитанными, способными к адаптации и достаточно симпатичными; им приходилось работать бок о бок в тесноте и опасности, и они были вправе ожидать друг от друга, что проявления паранойи, депрессий, маний, фобий и неумеренной властности не выйдут за определенные рамки и личные взаимоотношения будут оставаться хорошими, во всяком случае большую часть времени. Умным, возможно, Осден и был, но воспитанным — Чисто поверхностно, а характером — просто невозможен. Его послали лишь из-за уникального дара — способности к эмпатии, или, точнее говоря, широкодиапазонной биоэмпатической восприимчивости. Его талант не ограничивался определенными видами существ, он мог перехватить эмоции или ощущения от любого что чувствует. Мог разделить похоть белой мыши, боль раздавленного таракана, светобоязнь ночной бабочки. В чужом мире, как решили Власти, было бы полезно вовремя обнаружить, есть ли рядом нечто способное чувствовать, и если есть, то что оно испытывает по отношению к людям. Для Осдена ввели новую должность: он был Сенсором экспедиции.