Без свидетелей - [74]

— Закон… — начал мистер Тредгоулд.

— О да, с точки зрения закона это преступление, здесь все просто, — воскликнул Вимси. — Но вы-то сами и вправду считаете, что это настолько дурно? Я знаю, вы скажете, что это грех, но что здесь, собственно, ужасного? Ведь самому умирающему это уже не причинит вреда?

— Мы не можем ответить на этот вопрос, — заявил мистер Тредгоулд, — поскольку нам неведомы пути, по которым Господь ведет человеческую душу. Эти последние недели или часы, проведенные человеком в муках и без сознания, могут быть важной частью странствий его души в земной юдоли, и не наше дело укорачивать это странствие. Кто мы такие, чтобы решать, кому жить, а кому умереть?

— Ну да, мы все когда-нибудь умрем, тем или иным образом. Военные — присяжные заседатели — врачи — все они умрут. И все-таки я чувствую, что здесь что-то не так. Ведь если вмешаться в это дело, начать что-либо выяснять, то можно причинить гораздо больший вред. Дать, так сказать, толчок разным событиям.

— Мне кажется, грех… или, если не употреблять этого слова, общественный вред и порочность такого подхода заключаются скорее не в том зле, которое этот поступок причинит жертве, а в том, которое он причинит убийце, конечно, в том случае, если он убивает из соображений собственной выгоды. Вы упомянули о последствиях, которые должна была иметь смерть больного, — ведь лицо, совершившее убийство, считало, что они послужат к его выгоде?

— Да. Именно. Оно… она… так считала.

— Это переводит вопрос в совсем иную плоскость. Ведь проблема тут не в том, что кто-то приблизил смерть больного из сострадания. Грех заключен не в деянии, а в намерении. Существует разница между божественным и человеческим законом. Не подобает человеку приписывать себе право лишать другого жизни ради собственной выгоды. В итоге он решит, что вообще стоит над всеми законами. Лицо, которому удалось безнаказанно совершить умышленное убийство, всегда представляет собой угрозу для общества. В этом причина того — вернее, одна из причин — почему Господь запрещает личную месть.

— Вы хотите сказать, что одно убийство приводит к другому?

— Очень часто. Во всяком случае, оно приводит к готовности совершить новое убийство.

— О да. В том-то все и дело. Но этого бы не произошло, если бы я не сунул туда свой нос. Может быть, мне было бы лучше воздержаться от вмешательства?

— Понимаю. Это очень сложно. Для вас это, конечно, крайне тяжело. Вы чувствуете ответственность за происшедшее.

— Да.

— Но вы-то сами не стремитесь к личному отмщению?

— О, нет. В сущности, это вообще не имеет ко мне отношения. Я влез в это дело, как дурак, чтобы помочь человеку, попавшему в неприятное положение, как раз из-за того, что у него появились кое-какие подозрения. И это мое проклятое вмешательство дало толчок новым преступлениям.

— Не стоит так сильно винить себя. Быть может, страхи, вызванные нечистой совестью, привели бы преступника к этому и без вашего вмешательства.

— Это правда, — согласился Вимси, вспомнив Мистера Тригга.

— Мой вам совет — делайте то, что кажется вам правильным с точки зрения закона, который мы обязаны соблюдать. Последствия этих действий оставьте на усмотрение Господа. И постарайтесь думать даже о злых людях без осуждения. Вы понимаете, о чем я говорю. Преступник должен предстать перед судом, но помните о том, что всех нас в конце пути ждет суд. Ни вам, ни мне его не избежать.

— Я знаю. Повергни врага, но не пляши на его трупе. Вы совершенно правы. Простите, что побеспокоил вас, и извините меня за то, что убегаю так быстро: у меня назначена встреча с другом. Большое вам спасибо. Я больше не чувствую себя таким подонком из-за этого. Но раньше меня это действительно очень мучило.

Мистер Тредгоулд смотрел вслед лорду Питеру, когда тот быстрой походкой удалялся между могил. «О, Господи», — подумал викарий, — «До чего же они все милые. Такие добрые, щепетильные, и при этом так неуверенно себя чувствуют там, где нельзя опереться на правила поведения, которым учат в привилегированных школах. Эти люди гораздо более нервны и чувствительны, чем принято думать. Достучаться до них чрезвычайно трудно. Нужно будет завтра особо помолиться за него во время обедни».

Будучи практичным человеком, мистер Тредгоулд немедленно завязал на платке узелок, чтобы не забыть о своем благочестивом намерении.

«Проблема — вмешиваться или не вмешиваться — закон Господа и закон кесаря. Полиция, да, полиция, — для полисмена здесь проблемы нет. Но для обычного человека… да, трудно разобраться в собственных побуждениях. Интересно, что его сюда привело. Может быть, это… Нет!» — вздрогнул викарий. — «Я не имею права строить домыслы». Он снова вытащил носовой платок и завязал на нем еще один мнемонический узелок, дабы не забыть на следующей исповеди признаться в том, что повинен в грехе любопытства.

Глава XX УБИЙСТВО

Зигфрид: Что это означает?

Избранд: Всего-навсего похищение.

Беддоуз

«Юмористическая книга смерти»

За последние полчаса Паркер тоже перенес массу разочарований. Мало того, что мисс Виттейкер, как выяснилось, терпеть не могла фотографироваться; после смерти мисс Доусон она к тому же уничтожила все фотопортреты, которые были в доме. Конечно, фотографии мисс Виттейкер, скорее всего, имелись у ее друзей. Наверняка они были и у мисс Финдлейтер. Но в данный момент Паркеру совсем не хотелось поднимать в Лихэмптоне переполох. В конце концов, эти фотографии вполне могла достать и мисс Климпсон. С этими мыслями Паркер направился на Нельсон-авеню. Нет, мисс Климпсон дома нет, и сегодня ее уже спрашивал один джентльмен. Глаза у миссис Бадж прямо выкатились от любопытства: видимо, у нее появились кое-какие сомнения насчет «племянника» и его друзей. Тогда Паркер решил обойти всех местных фотографов. В Лихэмптоне их было пять. У двух из них Паркеру удалось выманить несколько групповых снимков, сделанных во время благотворительных церковных базаров и любительских спектаклей, где присутствовала мисс Виттейкер. Однако разобрать ее черты на этих фотографиях было совершенно невозможно. Вообще же за время жизни в Лихэмптоне леди не заказала ни одного студийного фотопортрета.