Без права выбора - [3]

Есаул не спеша сел в постели.

— Позвольте, — мирно начал он, — по какому праву…

— Будет разговаривать, — выступил из-за спины пожилого молодой остроносый паренек в залатанном полушубке. — Документы, оружие есть? — Он нетерпеливо качнул в сторону есаула штыком австрийской винтовки.

Старший отстранил его.

— Мы из Чрезвычайной комиссии, из Екатеринодара, — сказал он. — Из Чека, значит. Документы имеются?

Есаул нашел в себе силы вежливо улыбнуться.

— Прошу, — сказал он и быстро достал бумажник. — Сделайте милость: уполномоченный окрпрода Филимонов. Командирован из Ростова по делам службы для выяснения, так сказать…

— Оружие имеется? — Винтовка все еще смотрела на есаула. Он раздумывал всего несколько секунд.

— В целях самообороны, — сказал он, доставая из-под подушки кольт. — Сами знаете — такое время!

— Так! — сказал старший чекист. — Петро, посмотри, нет ли там еще чего.

Молодой посмотрел под подушку, ощупал лежавшую рядом одежду.

— Вроде больше ничего, — сказал он.

— Вставай, одевайся, — снова повторил пожилой и только теперь развернул сложенную вчетверо бумажку, переданную ему есаулом.

— Товарищ Филимонов, стало быть, — он положил бумагу в карман. — Ну, хорошо, там разберемся.

Есаул уже ощутил в себе знакомый прилив энергии, который непременно охватывал его всякий раз, когда нависала опасность. Он не сомневался, что опасность была. Но насколько она серьезна? Строгая тайна и конспирация окружали его поездку в Екатеринодар с поручением подпольного Ростовского центра ОРА. Документы абсолютно надежны, может быть, все это только случайная проверка?

— Руки вверх! — скомандовали ему. — Выходи!

Он прошел с поднятыми руками через соседнюю комнату, где у стены, сливаясь цветом лица с ее серыми обоями, стояли насмерть перепуганные поповны — дочери хозяйки дома. Он слегка кивнул им и шагнул за порог, где два красноармейца уже караулили Егора Поцелуева, его старого денщика. Впрочем, сейчас он был вовсе не Егором, а Кузьмой Коршуновым, кучером окрпрода, на что имелся документ. «В чем же дело? — мучительно раздумывал есаул. — Самое главное — не подымать шума раньше времени. Все еще может обойтись!»

— Здравствуйте, товарищ Коршунов, — нарочито громко сказал есаул. — Что происходит?

— Не разговаривать, — предупредил голос сзади.

На просторном поповском дворе было полно людей, стояли несколько лошадей под седлами и пролетка, на которой есаул приехал сюда.

Едва Филатов ступил из дверей заднего крыльца, как воздух, словно сабельный клинок, полоснул женский крик:

— Он! Он это, кровопийца! Кат!

Есаул остановился и медленно повернул голову в сторону кричавшей молодой женщины, которая билась в руках державших ее конвойных красноармейцев. К есаулу было обращено ее лицо с красным шрамом, пересекавшим его наискосок. Он посмотрел в эти неистовые, налитые темным гневом глаза и вспомнил…

Это было летом 1919 года, когда он со своим карательным отрядом был на усмирении в одном из сел вблизи Анапы. Там мужики убили двух стражников-казаков. Есаул помнил, как он тогда построил на площади всех жителей и сказал им, что должен был бы расстрелять всех мужиков, но смилуется и расстреляет только каждого десятого. Так он тогда и сделал — там же на площади, у стены лабаза. Но когда дошла очередь до молодого парня в синей рубахе, из толпы выскочила вот эта женщина. И у нее были такие же глаза, как сейчас. Есаул ударил ее плетью. Но от крика женщины пришла в движение скованная до этого цепенящим ужасом толпа. Люди кинулись бежать. Есаул скомандовал, и каратели со свистом бросились рубить толпу. Много было карательных операций на счету есаула Ивана Филатова до и после этого, но этой он не забыл. Глаза вот этой бабы преследовали его второй год, хоть и было это время полно жестокими опасными событиями. Бои на Дону, бегство в Крым, служба во врангелевской контрразведке, потом нелегальное возвращение из-за границы под именем Филимонова. Но этих глаз он не забыл.

— Он это! — рвался крик. Есаул отвел глаза и криво усмехнулся. Надо иметь особое счастье, чтобы налететь теперь на эту бабу. По крайней мере, меньше загадок!

Он точной, пружинящей походкой пошел к пролетке.

— Чего их еще возить? — услышал он сзади. — Порешить их здесь, бандитов!

В ответ гудел знакомый голос старшего:

— Спокойно, граждане, расходись! От нас не уйдет! По революционному закону!

Около пролетки есаулу связали руки. Егора не тронули, приняв его, видимо, за настоящего кучера. Филатов сел в пролетку, рядом с ним усатый в штатском пальто, а Егор — на козлы. Небольшой отряд сопровождавших вскочил на коней, и они двинулись из станицы.

— Куда же меня везут? — спросил наконец есаул.

— Увидишь, — ответил чекист и, обращаясь к правившему лошадьми Егору, добавил: — А ты давай побыстрее, товарищ. Как тебя зовут?

— Кузьма!

— Вот, Кузьма, давай побыстрее!

За станицей Пашковской после часовни начинался спуск к реке. Недавняя оттепель и ночной мороз сделали свое. Пригорок отблескивал ледяной коркой, будто специально политый. Всадники, ехавшие впереди, сдержали коней, и тяжелая пролетка обогнала их. Вдоль прибрежного лозняка шел плотный, укатанный путь. Егор хлестнул лошадей. Связанный есаул упал на чекиста, придавив его к спинке сиденья. Пролетка резко рванулась вперед. Лихо засвистев лошадям, Егор со звериной гибкостью бывалого всадника перегнулся с козел и обрушил страшный удар тяжелого шкворня на голову человека в штатском пальто. Подвинувшись в сторону, есаул выбросил тело на дорогу. Лошади понеслись еще быстрее. Сзади скользили по обледеневшему спуску конные красноармейцы.