Без права на смерть - [34]

Один из седых дарханцев что-то сказал, и все разом умолкли. Мужчины повернулись и разошлись; кто-то дал шлепка дарханенку, и весь выводок порскнул в сторону, убежал в хижину на краю стойбища. С видимой неохотой стали расходиться женщины. Осталась только одна, которая не двигалась и глядела на землянина немигающими желто-карими глазами.

— Я! — объявил приведший пленника мехаш, указывая на оставшуюся дарханку.

— Твоя дочь? — спросил Стэнли.

— Я! — повторил дарханец и подвел ее к землянину. — Ты, — он ткнул в Стэнли пальцем, — жена, — подтолкнул к нему дарханочку. — Надо жена.

— Надо еда, — проворчал землянин, чувствуя, что его разбирает нервный смех. Он со стоном поднялся на ноги. — И дайте же человеку поспать.

— Не Лайам люби жена, — произнесла дарханка неожиданно мягким голосом, совсем не похожим на визг и вопли, которых Стэнли уже наслушался вдоволь. Она цепко взяла землянина за руку и повела ко входу в пещеру.

Перешагнув кострище, Стэнли оказался в прохладной, сухой комнате, где стены были завешаны циновками и такими же циновками застлан пол. У задней стены стояли три кувшина с букетами белых цветов, похожих на висячие собачьи уши. Цветы источали бодрящий запах, который смешивался с духом свежего сена. Справа от входа, в темном закутке, была оборудована постель: груда сухой травы, прикрытая сеткой, сплетенной из каких-то волокон. Над постелью была укреплена светящаяся палка.

Дарханка напряженно следила, как гость отнесется к убранству; ее круглые глаза влажно поблескивали в полумраке. Осмотревшись, Стэнли повернулся к ней.

— Дай мне воды. Пить. — Сложив руки в пригоршню, он сделал вид, будто пьет из ладоней. — Вода. Дай.

Коротко пискнув, она вышла. Стэнли опустился на ложе. От усталости кружилась голова, и он едва соображал. Дарханцы радушно предлагают жену и кров — прекрасно, если только забыть слова Рики про Долину Огней. Боже, как я вымотался…

К пещере подошли две молодухи с охапками дров и принялись складывать костер на пороге. Затем вернулась «жена» с кувшином в руках, перешагнула через подготовленные дрова, поставила кувшин перед землянином.

— Пить, — сказала она мягко, очевидно зная, как раздражают чужое ухо пронзительные звуки дарханского говора. Указала на костер, где по хворосту побежали первые желтые язычки: — Огонь — не иди. Лайам не иди, жена не иди, Дархан не иди.

Иными словами, пока на входе пылает костер, в пещеру никто не сунется. Стэнли понюхал содержимое кувшина, осторожно пригубил. Похоже на вино: кисло-сладкое, слабое. Лучше бы простая вода — черт знает, что станется с землянином от дарханского винища… Наплевать. До того хочется пить — спасу нет.

Он выхлебал полкувшина и повалился на постель. Вяло подумал, что надо бы разуться, да уж Бог с этим.

Внезапно его бросило в жар, сердце застучало сумасшедшим молотом, громом отдалось в голове. Господи, чем меня опоили?! Этак и не доживешь, пока тебя в Долину… Не додумав мысль, Стэнли заснул.

Кто-то тряс его, дергал, жалобно скулил. Не просыпаясь, он отмахивался, отворачивался, закрывал голову руками. Его оставляли в покое, потом снова начинали тормошить — и так без конца.

Внезапно пробудившись, Стэнли полежал с минуту, соображая, где он и как тут оказался. Затем повернулся на бок. Сел.

В проем в стене бил солнечный свет. Костер догорал, по головешкам пробегали бледные, почти невидимые язычки огня. Дарханка сидела на полу. Она встрепенулась, подалась к Стэнли — и вдруг заскулила, точно заплакала.

— Ты что? — Землянин слез с постели, уселся перед дарханкой на корточки, накрыл пальцами руку. Ее мягкая шерстка заканчивалась чуть ниже запястья.

— Ты я не люби. Нет огонь, — пожаловалась она. — Ты иди. Иди к Лайам.

Надо было любить друг друга, пока горел костер, сообразил Стэнли. А теперь время вышло, и пора убираться. Интересные дела. Зачем дарханцам это надо?

Он попытался выяснить у своей несостоявшейся «жены». Она долго не могла взять в толк, чего он добивается, но в конце концов указала себе на живот:

— Ты, я, Лайам, Дархан — мал Дархан.

— Дети? — опешил Стэнли. Им нужны дети от лайамцев?! На кой ляд им метисы, большеглазые безволосые уродцы? Ведь с точки зрения мехаша, гладкокожие лайамцы должны быть верхом безобразия.

И земляне, кстати, тоже. Да вообще от инопланетчиков никаких детей не получится.

Дарханка толкнула его в плечо.

— Иди! Время. Ловец Таи — у-у! — Она явно повторяла слова, услышанные от посещавших гостеприимный поселок лайамцев.

Стэнли в мыслях согласился, что самое время уносить ноги; однако бешено хотелось есть. Как сумел, он объяснил «жене», что голоден. Она пошарила в щели между стеной и кувшином с цветами и выудила кусок сухой лепешки и горсть орехов в сморщенной зеленой скорлупе.

— Спасибо, — сказал землянин.

Дарханка не знала такого слова. Стэнли погладил ее по руке. Она отпрянула.

— Не люби жена!

— Не буду. Я тебе спою.

Минутой раньше он уйдет или минутой позже — какая разница? Зато сделает приятное хозяйке.

Чистый, звонкий голос наполнил пещеру, отразился от стен. Стэнли пел одну из тех страстных, стремительных, стилизованных под восточные напевы песен, что он исполнял в ресторане «Мажи Ориенталь»; пел без слов, играя голосом, переливая мелодию, вкладывая в пение всю душу.