Без права на смерть - [107]

А если не так, то что? Его неожиданно осенило. Ну конечно! Как же я раньше-то не додумался? Он затрясся от беззвучного смеха. Хозяюшка, глупыха моя, я тебя разгадал!

«Хозяйка, — окликнул он, держа про себя догадку, которая одновременно и насмешила его, и умилила. — Ты не обидишь Анну? Я на тебя рассчитываю».

Она промолчала.

«Я принесу тебе что-нибудь из Большого мира. В подарок».

«Лучше сам поскорей возвращайся». Охранитель мира улыбнулся: в кои-то веки расстались по-хорошему. Впрочем, некогда разводить антимонии, дела зовут. Он придвинулся к перилам, положил руку на каменный поручень. Для пущей устойчивости прислонился к перилам бедром, сосредоточился, напружинился… Получилось!

Лоцман схватился за поручень обеими руками; его повело в сторону, он с трудом устоял. Кажется, с творением придется завязать: в Большом мире едва не угробил Марию, здесь, того и гляди, отдашь концы сам.

Он отдышался, ощупью нашел то, что сотворил. На ступеньке лежали пять цветков с длинными стеблями, четыре пары наручников, моток веревки, стилет и револьвер. Револьвер никак не вписывался в концепцию здешнего мира и, возможно, не обладал должной энергетической стабильностью, поэтому пришлось сосредоточиться еще раз, добавить ему надежности. Оружие, принесенное из Поющего Замка, в Большом мире должно действовать безотказно; будем надеяться, что оно не пригодится…

Лоцман посидел на ступеньке, малость пришел в себя. Вымотался — еле жив. Сейчас бы завалиться спать, как Анна, — так нет же, какой тут сон?

Пробравшись во мгле по коридору, он постучался к Богине:

— Анна? Как вы?

За дверью безмолвствовали. Он неслышно повернул рукоять и заглянул. На столике горели три свечи, а на постели лежал длинный рулон, в который превратилась завернувшаяся в покрывало Богиня. Похоже, Анна даже уши заткнула — не услышала стук и зов. А может быть, ей удалось заснуть. Лоцман ушел.

Через четверть часа, наскоро перекусив и упаковав вещи, он вышел из зеркала в кабинет Анны. Принесенные из иномирья цветы засветились. Изумрудом отсвечивали стебли и резные листья, а пышные головки источали такое же золотисто-розовое сияние, как витражи в столовой дворца. Лоцману это великолепие не слишком понравилось, однако Марии оно покажется экзотикой.

Итель и не подумал прибраться ни в столовой, ни в спальне.. При свете бра он в одежде лежал на Анниной постели, запустив руку в бороду, и задумчиво мурлыкал себе под нос:

— Ту-ту-ту… дю-дю-дю… ту-ту-дю…

Лоцман неслышными шагами пересек гостиную, где был потушен свет, и, не привлекая к себе внимания, выскользнул из дома. На Анну надежды мало, надо обратиться за помощью к Марии. Он спустился с крыльца и, чутко прислушиваясь, позвал свою Богиню. Она молчала. Он перепугался было, но тут же сообразил, что Мария скорее всего спит. Еще не знает, что это собственный Лоцман подсуропил ей сердечный приступ. Нет, будить ее сейчас он не станет. Подождет до утра.

А где наши актеры? Он вслушался. Кто-то из них здесь. Как будто один. Неужто и впрямь один? Ах нет, с ним женщина. Либо Ингмар с Эстеллой, либо Рафаэль с Лусией. Ну, голубчики, недолго вам осталось бегать на свободе.

Лоцман открыл дверцу оставшегося на площадке автомобиля Марии, сел за руль, положил рядом цветы и сверток с оружием и наручниками. Скрестил руки на руле, опустил на них подбородок и стал прослушивать информационное поле — чтобы освоить приемы вождения и правила дорожного движения. И сам не заметил, как от усталости задремал.

А проснулся в огне. Желто-красное пламя плясало на обоих капотах, на крыльях, лизало стекла; в салон просачивался едкий дым. Лоцман взметнулся, распахнул дверцу и вылетел из машины, кинулся за угол дома, упал плашмя в траву. На площадке оглушительно рванул бензобак, дохнуло горячим воздухом. Охранитель мира приподнялся и обнаружил, что в левой руке сжимает увесистый сверток с металлом. Надо же — прихватил… Великий Змей, что это было?! Отчего загорелась машина? Неужто актеры?

Ни один актер не подымет руку на охранителя мира. Однако же Ингмар… да и Рафаэль тоже. Они уже напали раз — в винном погребе. Почему бы и здесь не попытаться? Его прошиб холодный пот. Актеры думали прикончить своего Лоцмана! Лоцмана, оберегать которого — их святая обязанность. До чего докатился мир…

Он вышел из-за угла дома. На крыльце стоял Итель, очумело таращился на пылавшую машину. Заметил Лоцмана:

— Это ваши штучки?!

— Ваши, господин издатель. Ваши.

Лоцман вслушался. Актеры удирают. Подумать только — подкрались, облили машину бензином и подожгли. Он с горечью смотрел на яркое, по-киношному эффектное пламя. Анну бы сюда. И всех ее собратьев по перу, которые продались Ителю.

Автомобиль догорел, остался один почернелый раскуроченный остов с высыпавшимися стеклами. Ни в полицию, ни пожарным никто не позвонил, и те не приехали.

Внутри машины что-то слабо светилось. Охранитель мира подошел. На месте сгоревшего сиденья лежали присыпанные копотью цветы — неповрежденные, неувядшие. Огонь Большого мира был им нипочем — однако их сотворил Лоцман; а окажись он сам в бензиновом пламени? Жар горячего металла охватил пальцы, когда он сунул руку в окно. Не достанешь. Придется ждать, пока остынет.