Без пощады - [6]

Остальные – человек пятнадцать – лежали на кроватях, с интересом болельщиков следя за развитием событий.

А события развивались так.

– …собрались одни пораженцы! – орал новенький, вроде бы ни к кому конкретно не обращаясь. – Сдались клонам в первом же бою! Без единого выстрела оставляли города! Целые планеты! И вы смеете называть меня провокатором?! Меня?!

– Повторяю, капитан-лейтенант, – отчеканил Гладкий, повышая голос. – Немедленно успокойтесь! Степашин принесет вам свои извинения. Но для начала вы должны выполнить приказ старшего начальника и замолчать.

«Ну и денек выдался… – подумал я. – Сперва Щеголев сорвался, теперь этому неймется… Переодеться еще не успел, а уже в бутылку лезет… И не стыдно: капитан-лейтенант все-таки, комэск небось. Не-ет, наш Готовцев себе такого никогда не позволил бы».

Я не успел толком разобраться в ситуации, но ощутил неожиданно сильный прилив злости. Как всегда, особенно обидно было слышать «сдались клонам в первом же бою», потому что применительно ко многим из нас это было чистой правдой. Взять хотя бы меня…

Капитан-лейтенант и не думал подчиняться приказам Гладкого.

– Пр-ровокатор… – рычал капитан-лейтенант, даже не взглянув в сторону каперанга. – Дерьмо собачье! Вы что, думаете здесь конца войны дождаться?! На наших же трофейных харчах досидеть?! Там целые эскадры на смерть идут, в пекло! Восемьсот Первый парсек в огне! Зелень всякую со вторых курсов сгребают, чтобы было кого в вылет выпихнуть! Американцев уже выписали, докатились! А вы, кадровики…

– Ну хватит, – выдохнул Лева-Осназ, багровый, как буряк. – Придется вам, товарищ капитан-лейтенант, немного отдохнуть… уж не обессудьте…

С этими словами он сделал шаг вперед. Можно было не сомневаться: сейчас последует эффектный прием из богатого осназовского арсенала, после которого скандалист наконец заткнется. И промолчит часок-другой.

Увы, у капитан-лейтенанта была хорошая интуиция. А уж реакция – просто выше всяких похвал.

Удар! – и Лева-Осназ, не ожидавший такой прыти, падает на спину, а капитан-лейтенант, перепрыгнув через кровать, страхует себя от немедленного возмездия со стороны Тихомирова.

Все вскочили на ноги.

– Это уже переходит все границы! – грохочет каперанг.

Я сам не заметил, как в два прыжка оказался рядом с буяном. Лева-Осназ к тому моменту снова был на ногах, но я его опередил.

– Саша, стой! – крикнул мне в спину Ревенко.

Но было поздно.

Заводной капитан-лейтенант хотел вмазать и мне, но я был готов к такому обороту событий. Его кулак прошел в двух пальцах от моего виска, а вот мой хук достиг цели.

Хрясь!

Воспользовавшись тем, что я на секунду оглушил смутьяна, на него навалился Лева-Осназ.

Через полминуты обездвиженный медвежьими объятиями Левы и вмиг присмиревший капитан-лейтенант уже извинялся. В первую очередь перед начальником группы – Гладким. Во вторую – перед Левой-Осназом, то есть, простите, старшим лейтенантом Львом Степашиным.

Мне было донельзя стыдно, что пришлось ударить старшего по званию. Не знаю, что на меня нашло… Но уж больно это мерзкое зрелище: офицер в истерике. Тьфу.

– Как его хоть зовут? – спросил я тихонько у Злочева, отводя его за локоть в сторонку. Почему-то в ту минуту это мне казалось самым важным.

– Капитан-лейтенант Богдан Меркулов. Вроде как истребительный комэск с «Нахимова».

– Контуженный, что ли?

– Может быть. Хотя… Хотя скорее всего просто…

– Что – просто?

– Ну, расстраивается, что в плен попал.

У них в Глобальном Агентстве Безопасности все «просто». Но готов спорить, на каждый случай у Злочева сотня задних мыслей, всяких «соображений». Свои соображения по поводу тихой истерики Щеголева, громкой истерики Меркулова, а также относительно прибытия сегодняшнего конвоя и даже участия скромного, уравновешенного младшего лейтенанта Пушкина в происшедшей только что драке.

Именно так. Один раз по морде врезал или сорок один – все равно, в рапорте так и пишется: «участвовал в драке, первым ударил старшего по званию…»

– А что послужило поводом? – спросил я.

– Понимаешь, он еще представиться не успел, а уже начал выспрашивать о перспективах побега. Ему сперва пару раз намекнули, а потом и открытым текстом сказали, что такие вещи всерьез здесь обсуждать нельзя. А он все не унимается. Тогда Лева-Осназ у него полушутя так спросил: «Товарищ, а вы не провокатор, случайно?» Тут он и взорвался.

Тем временем, приняв извинения от Меркулова и оставив Степашина что-то добродушно гудеть на ухо капитан-лейтенанту, к нам присоединился Гладкий.

– Значит, так, Пушкин, – вполголоса сказал он. – Я это всем говорить буду, но вам сообщаю персонально как участнику драки. – О, я знал! «Участник драки», а как же. – Российские офицеры выясняют отношения тремя способами. Первый: словесно. Второй: через рапорт вышестоящему начальству. Третий: на дуэли с применением защитной одежды и холодного оружия установленных образцов. Рукоприкладство категорически запрещено! По отношению к младшему или равному по званию оно квалифицируется как превышение служебных полномочий. По отношению к старшему, в зависимости от ситуации, – как злостное хулиганство либо мятеж. Понятно?